Нинка пересела к ней ближе:
— Вопрос можно?
— Если дурацкий, то нельзя.
— Родственников поперла?
— Поперла.
— Зачем?
— Жадные и дурные. Наследники! Дом отдай, кафе еще отдай, денежек отвали. Ты бы не поперла таких?
— Наверное, тоже поперла бы, — засмеялась Нинка. — Но хоть что-то дала?
— По сто тысяч каждой в зубы. А откуда больше? Еще неизвестно, как буду выпутываться из Мишкиных долгов.
— У Мишки долги? — удивилась Нинка. — Я тебя умоляю. Покопайся, поройся в закромах-сусеках, такого богатства нагребешь, мама не горюй! Кури сигарету, валяйся на диване, ни о чем не думай. Он же хомяк был еще тот. Все себе, себе. Думал, тысячу лет проживет.
Антонина подняла на нее уставший взгляд:
— Больше вопросов нет?
— Один, — сказала Нинка.
— Гони.
— Куда подевался твой Артур?
Лицо Антонины стало злым:
— Все покоя тебе не дает?
— Как бы он тебя не стал доставать своим покоем! Он правда уехал?
— Нинок, послушай… Во-первых, он не мой. А во-вторых, мне плевать, уехал он или нет. Моя совесть чистая, и бояться мне некого.
— Молодец. Ответила, — удовлетворенно кивнула Нинка. — Больше вопросов нет. Но могу объяснить, почему так цеплялась. — Она взяла свой стакан, сделала пару глотков вина. — Я ведь не сидела эти дни сложив ручки. Да, позвонила Павлу Анатольевичу, даже съездила потом, объяснила, что да как.
— Я тебя об этом просила?
— Личная инициатива! — объяснила Нинка. — Паша говорит, что помочь пока не может. Даже из уважения! Боится засветиться.
— Кажется, был уже разговор. Не может, и не надо. Мне бояться нечего.
— А твои дела с Артурчиком? Если он вынырнет вдруг, тебе будет сложнее. Паренек молодой, красивый, рукастый, но глупенький. Вдруг брякнет что-то не то. Ты же с ним чирикалась? Причем не один раз.
— Не было. Ничего не было, — сказала Антонина.
— Только мне не свисти, ладно? Когда предъявят фотки, сама все поймешь.
— Какие фотки? — удивилась Антонина.
— Есть некоторые.
— Михаил тоже говорил про какие-то фотки…
— Михаил, может, и говорил, а прокуратуре покажут точно.
— Знаешь или догадываешься?
— Прикидываю. Поэтому, вдруг раньше времени объявится голубок, предупреди, что лучше ротик нитками зашить, чем лишнее болтать.
Прокурорский работник Михеев, молоденький, в очках, розовощекий, с нежным пушком на скулах, поставил в бумагах какую-то закорючку, поднял глаза на посетительницу.
Антонина была в траурной одежде, строгая, печальная, даже надменная.
— Ну, все… Формальности улажены, теперь перейдем к конкретике. — Михеев откинулся на спинку стула, слегка, для важности, прищурил глаза. — По нашим сведениям, ваш покойный муж крайне редко впускал в дом чужих людей. То есть вы жили почти нелюдимо. Это так?