— Что ж, Дориан, — грустно улыбнулся художник, — я не стану говорить с тобой об этом ужасном событии. Надеюсь лишь, что твое имя не всплывет в связи с ним. Дознание состоится сегодня после обеда. Тебя вызвали?
Дориан покачал головой; при слове «дознание» на его лице мелькнула досада. Было во всем этом что-то излишне грубое и пошлое.
— Мое имя им неизвестно.
— А девушка его знала?
— Только имя, не фамилию. Я совершенно уверен, что она не сказала никому. Вроде бы все приставали к ней с расспросами, но она неизменно отвечала, что меня зовут Прекрасный Принц. С ее стороны это было очень мило. Бэзил, нарисуй мне Сибилу Вэйн! Хорошо бы оставить на память нечто большее, чем пара поцелуев и трогательных слов.
— Если ты этого хочешь, Дориан, я попытаюсь что-нибудь нарисовать. Ты должен прийти и снова мне попозировать. Без тебя я обойтись не могу.
— Бэзил, я никогда не стану тебе позировать. Это исключено! — воскликнул он, отшатнувшись.
Художник уставился на него в изумлении.
— Дорогой мой мальчик, что за чепуха! Неужели тебе не нравится, как я тебя написал? Где портрет? Почему ты закрыл его ширмой? Позволь мне на него взглянуть. Ведь это моя лучшая картина. Убери ширму, Дориан. Со стороны твоего слуги просто возмутительно так обращаться с моей работой. Едва войдя, я почувствовал: в комнате что-то не так.
— Бэзил, слуга ни при чем. Неужели ты думаешь, что я позволю ему распоряжаться в моей комнате? Иногда он расставляет цветы, не более. Нет, я закрыл портрет сам. Свет был слишком ярок.
— Слишком ярок?! Да неужели, мой дорогой? Место выбрано превосходное. Позволь мне взглянуть. — И Холлуорд двинулся в угол комнаты.
Дориан Грей закричал от ужаса и бросился между художником и ширмой.
— Бэзил, — воскликнул он, сильно побледнев, — не смей на него смотреть! Я против!
— Не смотреть на мою собственную работу?! Ты шутишь. Почему мне нельзя на нее смотреть? — со смехом спросил Холлуорд.
— Бэзил, если ты посмеешь, клянусь честью, я перестану с тобой разговаривать до конца моих дней! Я серьезно. Объяснять ничего не буду, так что даже не спрашивай. Помни, если прикоснешься к ширме, между нами все кончено!
Холлуорд стоял как громом пораженный и смотрел на Дориана Грея в полном изумлении. Никогда ему не приходилось видеть приятеля в подобном состоянии. Юноша буквально побелел от гнева. Руки сжаты в кулаки, глаза пылают синим огнем. Он весь дрожал.
— Дориан!
— Молчи!
— В чем дело? Конечно, если ты не хочешь, я смотреть не буду, — сухо сказал Холлуорд, круто повернулся и ушел к окну. — Однако мне довольно странно, что я не должен видеть собственную картину, особенно учитывая, что осенью я намерен выставить ее в Париже. Вероятно, потребуется покрыть ее лаком еще разок, так что рано или поздно мне придется ее увидеть. Почему бы не сегодня?