— Это был мой дом, парень, — отвечает он. — А ты заявился сюда и… — его голос срывается, и Расс продолжает: — Черт. — Он отворачивается.
— Расс, — зову я.
— Забудь, — говорит он. — Я просто зашел извиниться за ту ночь. Больше это не повторится.
— Я не собираюсь ничего забывать. — Я протягиваю к нему руку, но он резко отворачивается, встает с крыльца и с омерзением отшвыривает косяк. — Что с тобой творится, Расс?
— Ничего. Не жизнь, а мечта, черт подери. Мне пора идти.
— Лучше бы ты остался.
— Ага, — соглашается Расс, спускаясь по ступенькам. — Когда мы в последний раз получали то, что для нас лучше?
Он идет по дорожке, на ходу надевая наушники, чтобы заглушить звуки мира яростным саундтреком своей жизни, и все, что я могу сделать, — то, что я и так делаю: сижу и провожаю его взглядом.
Я не верю в рай, в Бога и в загробную жизнь. Не верю, что Хейли отошла в лучший мир, что она стала ангелом и смотрит на меня с небес. Я верю, что ее душа погибла в тот же миг, что и тело, — когда самолет врезался в гору на скорости 500 километров в час и разбился в лепешку, словно пустая жестянка из-под газировки. Но когда я, развалившись и закрыв глаза, сижу на крыльце, и вдыхаю последний дымок косяка, брошенного Рассом, я чувствую Хейли так явно, что на мгновение у меня перехватывает дыхание и встают дыбом волоски на шее. Привет, детка, мысленно говорю я ей. Это ведь ты, или только пустота — там, где ты раньше была?
Но проходит мгновение, и я снова становлюсь прежним. Сижу на крыльце на качелях и тихонько ловлю кайф в самый разгар этого идиотски-прекрасного дня. Я смотрю, как удаляется мой грустный и злой пасынок; его фигурка становится все меньше и меньше. Он идет по улице и думает о комете Хейли, которая пылает на его коже; наверное, ему было очень больно, когда ее кололи. Я смотрю ему вслед, пока он не скрывается из виду, а потом поднимаю глаза и не моргая гляжу в голубое небо — такое же нелепое, как я.
Примерно в полдень приходит Лейни Поттер и приносит мне мясной рулет. После катастрофы друзья Хейли стали по очереди меня навещать; я давным-давно убедил всех, что больше не надо ко мне приходить, но Лейни, которой достались вторники, не сдавалась. Войдя в дом, Лейни ставит рулет в холодильник, обнимает меня и целует в щеку. Она тесно прижимается ко мне всем телом — совсем не так, как замужняя женщина должна обнимать холостяка; разговаривая, она часто дотрагивается до меня, спрашивает, все ли у меня в порядке. Она была бы счастлива, если б я разревелся прямо при ней — тогда она смогла бы меня обнять и успокоить. У Лейни ярко-рыжие волосы, аппетитная фигура и губы, как у порнозвезды — пухлые, словно покусанные пчелами. Ее муж, Дейв, лет на пятнадцать старше меня, он юрист. Лейни тридцать четыре, из наших общих знакомых к моему поколению принадлежит только она одна. Лейни всегда со мной флиртовала — невинно, в шутку, словно это наша общая игра, но последнее время она увеличила обороты. Ничего такого, чему нельзя было бы при необходимости найти невинное объяснение, однако в ее объятьях читался недвусмысленный призыв.