— Я согласен, — отвечаю я.
— Вот и хорошо, — резюмирует Клэр с озорной улыбочкой. — Договорились.
— И что теперь?
— Натягивай на свою тощую задницу портки и дуй в рэдфордскую городскую среднюю школу.
— Какого черта?
— Оттуда звонили час назад. Расс подрался. Его на время исключили из школы.
— Черт. Почему же ты раньше не сказала?
— Вопрос был на повестке дня. Теперь и до него дошла очередь.
— А почему они не позвонили Джиму?
— Ладно, — раздраженно говорит Клэр. — Начинаем сначала. Тебе звонили из школы, потому что Расса временно исключили. Хотят, чтобы ты за ним приехал. Ты едешь?
Она сверлит меня свирепым взглядом.
— Да, — отвечаю я.
Она наклоняется и целует меня в щеку.
— Правильный ответ, — бросает она, направляясь к двери. — Ведь нетрудно, правда?
Расс осторожно отдирает с правой руки влажное окровавленное бумажное полотенце, и я вижу израненные, кровоточащие костяшки его пальцев. Левый глаз полуприкрыт; правая щека — от уголка глаза до скулы — припухла и переливается красным и лиловым. Левая щека вся сплошь в мелких царапинах и рваных ранках.
— Впечатляет, — говорю я. — Как же тогда выглядел твой противник?
— Как верзила, который, поставив мне колени на грудь, молотил меня почем зря кулаками.
Я киваю.
— Хочешь, расскажи мне об этом.
— Обычная глупая драка, Дуг. Не нужно начинать всю эту волынку, как будто ты — доктор Фил[21].
Мы сидим на стульях, составленных по четыре в ряд в коридоре у кабинета школьного психолога.
— Ну что, мне нужно пойти поговорить с вашим психологом?
Расс безразлично кивает.
— Она тебя ждет.
— Уф, от сердца отлегло. Я думал, придется говорить с директором.
— Покойная мать — гарантированный талон к школьному психотерапевту.
— Понятно.
Мимо нас, покачивая бедрами, проходят три смазливые девицы в миниатюрных, обтягивающих бедра юбках и коротких футболках, открывающих живот. Девицы смеются и болтают со скоростью километр в секунду. Мы с Рассом одновременно поворачиваем головы и провожаем девушек взглядом.
— Когда я учился в школе, у меня не было таких девчонок, — признаюсь я.
— Как и у меня, — хмуро соглашается Расс, глядя в пол.
Я смотрю на него — избитого, всего в синяках парня, который до сих пор молчаливо оплакивает свою мать, но, в отличие от меня, каждый день вынужден общаться с людьми, обречен желать неприступных девиц и драться в безучастных школьных коридорах; а вечером дома его никто не ждет. И внезапно я чувствую себя эгоистом и мудаком, поглощенным жалостью к себе.
— Мы нечасто с тобой общаемся, правда? — говорю я.
Расс поднимает на меня глаза.