Тесс неуверенно пожала плечами.
– А тот человек был с ней, когда ты звонила? Тот, который живет в подвале?
Тесс опять пожала плечами.
– Покажи мне руку.
Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: в проблемах, которые у Тесс возникли в Кроссбэнке, виновата Маргерит, пусть даже бракоразводный судья ни хрена не понял. Маргерит постоянно игнорировала Тесс, и девочка предприняла несколько отчаянных попыток привлечь ее внимание.
Неохотно, пряча глаза от стыда, Тесс протянула ему ладонь. Швы сняли на прошлой неделе. Шрамы тоже со временем исчезнут, сказал доктор, но пока вид был еще тот: розовая новая кожа, а вокруг – сердитые дырочки от иглы. Рэй уже сделал несколько фотографий на случай, если их понадобится предъявить в суде. Он держал маленькую ладошку в своих ладонях и всматривался, нет ли инфекции, не поселилась ли там чужая жизнь, чтобы питаться плотью его дочери.
– Что сегодня на ужин? – спросила Тесс.
– Курица, – ответил Рэй и пошел на кухню, чтобы ей не мешать. Курица в морозильнике. Субъект извлек из низкотемпературного хранилища разделанную плоть нелетающей птицы и стал ее термически обрабатывать в посуде, содержащей отжатое из растений масло. Теперь – чеснок с базиликом, соль и перец. От запаха у него рот наполнился слюной. Тесс, которую тоже привлек аромат, прибрела в кухню и стала смотреть, как он го- товит.
– Тебя не беспокоит, что завтра ты возвращаешься к маме?
К биологической матери. К половине твоей шкатулки с генами. Меньшей половине, подумал Рэй.
– Нет, – сказала Тесс и вдруг спросила чуть ли не с дерзостью: – Почему ты меня всегда об этом спрашиваешь?
– Разве я всегда спрашиваю?
– Да! Часто.
– Часто – это ведь не всегда, правда?
– Да, только…
– Я просто хочу, чтобы с тобой все было в порядке, Тесс.
– Знаю. – Сраженная его правотой, она повернулась, чтобы уйти.
– Тебе же здесь хорошо?
– Здесь нормально.
– Потому что с мамой заранее никогда не знаешь, правда? Если с ней что-нибудь случится, Тесс, ты всегда будешь жить здесь.
Тесс сощурилась.
– А что случится с мамой?
– Заранее никогда не знаешь.
Четырнадцать
До того как Субъект покинул город, его жизнь представляла собой непрерывный цикл из сна, работы и обеденных конклавов. Все это пугающе напоминало Маргерит индуистские идеи: кальпы, священный цикл, вечное возвращение.
Теперь все переменилось.
Цикл тоже превратился в нечто иное: в историю. В рассказ, думала Маргерит, у которого есть начало и конец. Именно поэтому было столь важно, чтобы Око оставалось сфокусированным на Субъекте, что бы там ни полагали отдельные циники. «Субъект перестал быть характерным», – говорили они. Так именно поэтому он и был теперь столь интересен. Субъект сделался индивидом, чем-то большим, чем просто сумма его функций в обществе аборигенов. Совершенно очевидным образом это означало некий кризис в жизни Субъекта, и Маргерит даже допускать не желала, что они не увидят, чем он разрешится.