— Бывший врач? — Таня вскинула на него глаза.
— Служил в Добровольческой армии.
— Зачем вы говорите это мне? — Ей вдруг показалось, что еще немного, и с ней случится истерика, и никакой шок не прошел. Она взглянула на него. — Вы видели, что произошло? Что стало с этими людьми? А если кто-то об этом расскажет?
— Мне просто захотелось кому-то довериться, — пожал плечами мужчина. — У вас хорошее лицо. А смерть... Я не боюсь смерти.
— А я боюсь, — Таня продолжала дрожать. — Я очень боюсь смерти. И я не хочу умереть вот так. Мне страшно. Я больше не хочу слышать о смерти. Я хочу жить.
— Никто не останется в живых, пока это будет происходить, — перебил ее офицер, — понимаете —не будет жизни. Разве вы не согласны?
— Эти люди... Кто они? Красные, банды, кто?
— Да какая разница! — махнул он с досадой рукой. — Сейчас никто не разберет это. Разве вам не все равно, кто проткнет вас штыком?
— Почему, ну почему они убивают? — настаивала Таня, сжав руками голову.
— А почему убивают все? — пожал плечами попутчик. — Ради еды, ради денег. У них еды нет. Одежды тоже. Видели, что на них? А если к тому же идейные... Но здесь не место это обсуждать. Лучше пойдемте в вагон.
И, буквально силой развернув Таню, он заставил ее вернуться на свое место.
Вагон между тем стал заполняться людьми. Теперь их было так много, что они стояли в проходах.
— Сзади одесский поезд остановили, — шепнул, объясняя, бывший врач, — пассажиров высадили. Мы поедем, а те вагоны к фронтам подгонять будут.
— Каким фронтам? — Таня смутно разбиралась в событиях гражданской войны.
— Колчак! — с каким-то странным, непонятным умилением выдохнул офицер. Тане показалось это смешным: вот так, посреди ада, мечтать о том, что не случится никогда. Но, поразмыслив, она пришла к выводу, что слепая вера наивного офицера — это трогательно. Но еще больше — печально.
Размышляя об этом, Таня пробиралась к своему месту, всматриваясь в лица людей, заполнявших вагон. Уставшие, измученные, это были не только крестьяне. Много было и тех, в ком, как и в соседях Тани, сестре и ее брате-офицере, чувствовалось тонкое, тщетно скрываемое благородство.
Дюжий белобрысый детина в крестьянской косоворотке навыпуск налетел на Таню, со всей силы толкнув плечом. Она не смогла удержаться на ногах. Офицер даже не успел ее подхватить, и Таня полетела куда-то вбок, на какого-то мужика. Грубо ругнувшись, тот подхватил ее, поставил на ноги. Из-под неопрятной, вонючей папахи зыркнул злой черный глаз. При падении Таня наступила ему на ногу.
— Простите, мадамочка! Наше вам здрасьте! — тем не менее с широченной улыбкой отсалютовал Тане толкнувший ее белобрысый и стал пробираться к середине вагона.