— Боже милостивый, спаси и сохрани, — суетился, лихорадочно крестясь, простодушный Коцик, суеверный и религиозный, как большинство простых людей.
— Не махай руками! — не выдержала Таня. — Не к тому обращаешься. Нет на небе никакого Бога!
— Не смей трепать языком! — вдруг неожиданно резко прозвучало в тишине, и, обернувшись, Таня, к огромному своему удивлению, увидела злобные, горящие глаза Артема, такие яркие, что они просто сверкали в темноте. — Грех это! Творец всемогущий не для того создал землю, чтобы всякие твари присные трепали его имя всуе! Всё в его власти!
— Ну да, это именно он спас нас от солдат! — не выдержала Таня, которая терпеть не могла религиозных фанатиков.
— Милость Божия вечна в юдоли скорби... — Опустив глаза вниз, Артем прошептал еще несколько фраз, словно читал отрывки молитвы. А затем, просто изумив этим Таню, быстро перекрестился — но не так, как обычно крестятся в церкви, а как-то иначе. Этот странный жест был очень странным, такого она раньше никогда не видела. Ей стало любопытно. Что за человек такой? Крестится не так, как все... Да и ведет себя не как обычный бандит! Может, секта? Развелось их множество, Таня слышала рассказы. Может, Артем как раз из таких?
Но Артем, судя по всему, не был религиозным фанатиком. Он был просто таким же суеверным человеком, как глуповатый Коцик. А потому, резко погаснув, сразу замолчал, глаза его стали обычными. Он что-то пробормотал, но Таня не могла разобрать что.
— Да я ж говорю: не солдаты это! — Дурачок Коцик так ничего и не понял. — Матросы. С кораблей, которые в порту стоят. Все матросы на сторону большевиков перешли. Теперь в патрулях ходят. Так они это...
Но ни Таня, ни Артем ничего не успели ответить. Вдруг откуда-то из ближайшей подворотни выскочил старый плешивый пес. Он расставил явно больные лапы над земляной ямой разбитой дороги и истошно, с надрывом, дико завыл. Он выл, задрав морду кверху, и от этого жуткого воя у всех, кто его слышал, по коже ледяной волной прокатился озноб. В этом вое было столько отчаяния, скорби, и при этом злой воли, что всем вокруг стало невыносимо страшно. Недаром всегда считалось, что так собаки воют на покойника...
Даже Коцик забыл о своем Боге и трясущимися руками вцепился в деревянное дощатое сиденье.
— Плохой знак, — дрожащим голосом произнес Топтыш.
Всех привел в чувство Артем. Он достал из кармана револьвер и щелкнул затвором. Этот привычный и в то же время страшный звук подействовал так отрезвляюще, что все одновременно, как по команде, очнулись.
— Коцик, ты в телеге на шухере, — прокашлявшись, скомандовала Таня, — Артем, Топтыш, — со мной.