— Искусство для людей, а не на продажу. Собственность — это воровство. Я стремлюсь преодолеть духовную планку в своих работах.
Иногда, слушая эти сентенции в исполнении Ай-рис, Джим ощущает сильнейшее желание ударить ее; ни к кому раньше он не испытывал такой острой неприязни; истоки подобного чувства ему самому не до конца понятны. Хелена, конечно, чувствует это отношение, но упорно не хочет его разделять. В последнее время кажется, что компании мужа она предпочитает общество подруги. В прихожей Джим здоровается и лицемерно целуется с Айрис. От ее липких щек неприятно пахнет пачулями. Айрис смотрит на Джима искоса.
— Я слышала, ты печешь имбирные пряники, Джим. Не знала, что ты кондитер. Разве это не женская работа?
Айрис усмехается, повернувшись к нему вполоборота. Она вечно подтрунивает над ним, навязчиво демонстрируя свой доморощенный феминизм, словно Джим какой-то женоненавистник, в то время как единственная женщина, которую он терпеть не может, — это она.
— Дилан нам помогает. Это же не делает его женщиной? — Не дожидаясь ответа Айрис, Джим обращается к Хелене: — Пойду пройдусь. Позовешь меня, когда они приедут, ладно?
В мастерской, которую работающий обогреватель наполнил запахом нагретой пыли, его приветствует кот Марсель, лежащий пузом вверх на старой циновке.
— Здорово.
Джим наклоняется и чешет мордочку кота, тот урчит и трется о его руку.
— Против музыки не возражаешь?
Он вставляет в кассетник (подарок матери и Синклера на прошлое Рождество) «Кровь на следах» Боба Дилана, нажимает кнопку. Снимает кусок материи, которым закрыт мольберт, — неискоренимая привычка, хотя Хелена нечасто теперь заходит в мастерскую, — лезет в карман за табаком и бумагой для папирос.
Как-то утром, лежа в постели, в солнца лучах, я думал о ней, о рыжих ее волосах…
Джим умело сворачивает папиросу, внимательно глядя на холст. Волосы изображенной на нем женщины не рыжие, а темно-каштановые. Она повернула голову и смотрит на мужчину, сидящего рядом с ней на диване в гостиной их дома; тот глядит прямо перед собой, и Джим не хочет, чтобы зритель понял, какие чувства он переживает. Страх Джима объясняется тем, что мужчина на картине — он сам и в то же время не он, точно так же, как женщина одновременно и Хелена, и Ева Кац, и все женщины, которых он знал, — выглядит слишком несчастным.
Это заключительная часть триптиха. Две другие стоят на полу, повернутые изображениями к стене, и все это вариации одного и того же сюжета: на втором полотне мужчина стоит рядом с диваном; на третьем они оба сидят. Кроме того, Джим изменил некоторые детали интерьера: в разных местах висят настенные часы за диваном; иначе расположены открытки и фотографии на каминной полке; кот, устроившийся в кресле, поменял масть. (В одном случае он из уважения к Марселю стал черно-белым.)