— Никогда не говори так про бабушку. Ты не знаешь, о чем речь.
Софи, выходившая в этот момент из кухни, остановилась в дверях и взглянула на него.
— Так же как и ты, папа. Почему бы тебе не оставить меня в покое?
Вернувшись домой из аэропорта, Джим относит наверх чемодан Софи и спрашивает у жены, не надо ли помочь с ужином. Ева качает головой.
— Я просто разогрею лазанью.
— Тогда я ненадолго загляну в мастерскую.
Ева кивает.
— Я постучусь, когда все будет готово.
Мастерской служит старый сарай: он, вместе с неухоженным фруктовым садом и лугом, по пояс заросшим травой, был одной из причин, по которым Ева и Джим влюбились в это место. Сарай находился в ужасном состоянии: черепица местами отсутствовала, перекрытия сгнили, рядом мирно ржавел покрытый паутиной старый трактор. Но они взялись за работу — он, Ева, Антон, Сэм и бригада строителей из ближайшей деревни. Постепенно, шаг за шагом сарай превращался в полноценную мастерскую: покатая крыша стала прозрачной благодаря вставленным в нее огромным окнам; появился туалет и даже такая роскошь, как центральное отопление. Еще несколько недель после ремонта Джиму постоянно слышался голос Говарда, разносившийся по их насквозь промерзшей общей мастерской в Трелони-хаус:
— Немного холода еще никому не вредило. Перестань, бога ради, ворчать, лучше надень еще один свитер.
В новой мастерской Джим стал все больше заниматься скульптурой в ущерб живописи: поначалу работал с огромными глыбами известняка, потом переключился на гранит. Он создавал высокие отполированные монолиты; ему казалось, что в них таится спокойная сила древних памятников. Критики отнеслись к нему без снисхождения: «Смешное и бессмысленное упражнение с фаллическими символами» — так описал один из них последнюю выставку Джима. Джим смеялся, читая эту рецензию; он вспомнил слова отца, сказанные однажды вечером, когда Джим молча наблюдал, как тот рисует:
— Газеты с мнениями критиков годятся только на то, чтобы выстилать ими клетку хомяка.
Первая реакция Стивена его, однако, удивила.
— Скульптуры интересные, — сказал старый друг Джима и владелец галереи, продававшей его картины. — Но ты в первую очередь все-таки художник, Джим. Может, вернешься к тому, что у тебя получается лучше всего?
Сейчас Джим стоит перед работой, занимавшей его последние три недели: узкий кусок гладкого темного гранита; на матовой поверхности виднеются серые, белые и угольно-черные вкрапления. В голове у него звучат другие слова Говарда — тот повторял их снова и снова любому, кто соглашался его слушать: «Занимаясь скульптурой, вы не создаете нечто из ничего. Вы делаете явным то, что уже существует».