— Как хорошо, что вы пришли.
Он остро ощущает ее руку, лежащую у него на рукаве.
— Я следила за вашими успехами. Вы многого добились.
— Не уверен.
Джим бессознательно занимает оборонительную позицию, как в последнее время поступает при общении с большинством людей. Но Ева выглядит обескураженной, и Джим смягчает тон.
— Спасибо. Мне приятно это слышать от вас. А вы… Собственно, я читал все ваши книги.
— Правда? — Она вновь слабо улыбается. — Вы мазохист?
Джим собирается ответить, но видит, что Ева смотрит на кого-то, стоящего у него за спиной.
— Дэвид, — говорит она. Повернувшись, Джим видит Дэвида Каца. В дорогом черном пальто, постаревшего, седого.
Ева отходит от Джима.
— Вы придете на поминки? Люпус-стрит, дом двадцать пять. Приходите, пожалуйста.
Вопреки своим планам Джим приезжает по указанному Евой адресу и сейчас стоит чуть особняком рядом с Тоби, держа в руке бокал красного вина. Дом красив: эпохи короля Георга, с колоннами; белые, серые и голубые тона интерьеров напоминают морской пейзаж. С неожиданной тоской, удивительной для него самого, Джим вдруг вспоминает свой любимый Дом в Корнуолле, из широких окон которого видны скалы, море и небо.
Дом, разумеется, достанется Дилану, как и все остальное: Джим уже связался со своим адвокатом и попросил его подготовить завещание. Сегодня вечером он ужинает со Стивеном. Проинформирует своего старинного друга о необходимости привести в порядок его творческое наследие (формулировка придает сделанному в жизни большее значение, чем, как подозревает Джим, оно того заслуживает). А завтра он отправится на север, повидаться с Диланом, Майей и Джессикой. При мысли о выражении лица Дилана, когда он услышит новости, в глазах у Джима темнеет, будто снегопад скрывает окружающий пейзаж.
Примерно через час — подступает вечер, и на улице смеркается — к нему подходит Ева. Сняв пальто, она осталась в черном шерстяном платье, которое сидит на ней идеально. Джим наблюдал за тем, как Ева обходила гостей, благодарила их за то, что пришли, и делала это легко и заботливо. Не будь у нее кругов под глазами, ее можно было бы принять за хозяйку рядовой вечеринки. Он восхищается Евой, теми жертвами, что ей пришлось принести за годы, пока она ухаживала за Тедом. Хотя сама Ева, вероятно, воспринимает это иначе; может быть, она принадлежит к тому типу людей, кому бескорыстие дается легко. Джим хорошо знает себя и понимает: сам он такой характеристики никак не заслуживает.
— Простите, я все время занята, — произносит она. Они вдвоем стоят у окна, выходящего в сад, вдали видны туманные очертания деревьев. — Как ни странно, похороны требуют непрерывного общения, хотя именно этого хочется меньше всего.