— Все в порядке? — спрашивает она.
Он поворачивается к ней. Она чувствует его напряжение, слышит затрудненное дыхание.
— Да. Все в порядке.
Она придвигается ближе, берет его за руку. Перед ними — многочисленные венки и букеты: белые хризантемы, ярко-желтые ноготки, бесчисленные лилии и ирисы.
— Красивые, правда?
Джим не отвечает. Пришедшие на похороны постепенно расходятся, направляясь к припаркованным машинам.
— Мы можем поехать домой, — говорит Ева. — На поминках присутствовать не обязательно.
— Нет.
Джим сильнее стискивает ее руку.
— Нет, мы должны. Ради Антона. Ради Теа и Ханны. Не обращай на меня внимания.
Как и на пути в крематорий, Ева садится сзади, с Ханной. Джим располагается на переднем сиденье рядом с водителем: держится подчеркнуто прямо, демонстрируя, что с ним все в порядке. Так он ведет себя всю неделю — отстраненно и молчаливо — с того дня, как они побывали у врача.
Уже тогда, когда врач попросил, а вернее, потребовал провести биопсию, Ева знала: результаты будут не очень хорошими. Но выслушать диагноз все равно оказалось трудно: Еве чудилось, что она находится где-то далеко, а не сидит на твердом пластмассовом стуле возле стола доктора. «Пожалуйста, — твердила она про себя, не зная наверняка, к кому именно обращается. Может быть, к матери, а может быть, к Якобу, чье доброе мудрое лицо часто видела перед собой. — Я только что потеряла брата. Не хочу потерять еще и мужа».
Голос врача доносился до нее далеким эхом. Но Джим слушал внимательно, подавшись вперед и делая пометки в блокноте, прихваченном с собой по предложению Евы. Потом она перечитала эти записи, дополняя их там, где считала необходимым.