– Так-так. – Врач изучает записи в папке и удовлетворенно кивает. – Очень хорошо. А как головная боль, Джо?
– Не проходит, – отвечает за меня медсестра. – Мы даже немного поплакали.
– Тогда я выпишу обезболивающее. Вас тошнит? Голова кружится?
– Вроде нет.
Его темные глаза просвечивают меня, словно рентгеновский луч.
– Вы успешно прошли все наши цветовые тесты[1]. Если хотите, можете ехать домой. – Я медлю, но он продолжает: – Вот и хорошо. Я выпишу вам обезболивающие. И вам выдадут информационные проспекты, помните, мы о них говорили?
– Я не… – Открывшаяся дверь прерывает меня на полуслове.
– Дорогая, ты выглядишь немного лучше. – Роб появляется на пороге с дорожной сумкой в руках, и посторонившись, пропускает медсестру в коридор. Он ставит сумку на пол и наклоняется меня поцеловать, но я отворачиваюсь. Нахмурившись, он спрашивает, как я себя чувствую.
– Мистер Хардинг. – Врач протягивает небольшую ладонь мужу. – Я мистер Агравал, мы с вами коротко поговорили вчера вечером. Судя по всему, ваша жена идет на поправку. У нее неприятное растяжение сухожилия на правой руке, синяки и ушибы, но больше всего нас беспокоит травма головы. Она сильно ударилась и, как я понимаю, несколько минут провела без сознания.
– Правда? – Я вспоминаю рассерженное лицо Роба, холодный пол в холле… Между этими эпизодами – пустота. Меня везли на «Скорой», потом мы целую вечность ждали рентгена и узи, а потом еще не сразу нашли свободную койку; Роб настаивал на частной палате, и это привело к новой задержке. Мне до смерти хотелось спать, даже о детях я забыла. Сейчас эта мысль приводит меня в ужас. – Как дела у Саши и Фина? – спрашиваю я, прерывая диалог Роба с врачом.
– Она была без сознания минуту-две, точно не помню. – Роб садится на стул у койки и кладет кулак на голубое вафельное покрывало. – У детей все хорошо. Конечно, оба за тебя волнуются, но в остальном все отлично.
Ничего, скоро увидитесь, заверяет врач – наверное думает, что дети еще школьники и живут с нами.
– Домой? – Роб встает на ноги. – Прямо сейчас?
Врач сообщает, что в ближайшие сутки-двое меня нельзя оставлять одну, однако в целом я готова к выписке. Роб протестует: по его мнению, мне нужен больничный уход. Врач уверяет, что под присмотром я вполне могу находиться дома. Это невозможно, взвивается Роб. Ему нужно подготовиться, у него работа и прочие дела. В последний момент вспомнив о моем присутствии, он добавляет, что все решаемо, только нужно сделать несколько звонков. Между прочим, мог бы с этого начать! На его фальшивую улыбку противно смотреть, и я отвожу глаза.