-- Конечно, -- пробормотал он, понимая, что голос звучит слишком натужно и хрипло.
Щелкнул замок ларчика, и леди Харроу попросила:
-- Закройте глаза, милорд.
Он подчинился, оставаясь наедине с ощущениями. Касание влажной тонкой ткани, стирающей следы золы с кожи. Случайное прикосновение прохладных маленьких пальцев. Острый льдистый запах незнакомой травы. Короткое объяснение:
-- Это сок имбирицы лесной, милорд. Он очищает раны от всякой попавшей скверны и восстанавливает кожу, подобно тому, как швы искусной мастерицы восстанавливают прореху в ткани.
Имбирица немного щипала, но Дойл даже если бы захотел, не сумел бы пошевелиться, дернуться. Ему казалось, что он навеки прикован к этой лавке, и был согласен на этот плен -- если вечность его лица будут касаться руки леди Харроу, и также вечно будет звучать рядом ее голос.
Новый запах -- сладковатый, похожий на запах травяного отвара от горячки.
-- Это душица голубая. У вас порез на щеке -- его стоит очистить и залечить, чтобы не осталось следа.
Душица не щипала и не холодила, наоборот, как будто грела. А потом все разом прекратилось. Зашуршала юбка, и леди Харроу сказала:
-- Вот и все. Постарайтесь не умывать лицо хотя бы до вечера.
Дойл открыл глаза, чувствуя сожаление от того, что все закончилось. Леди Харроу опустилась в кресло напротив, недалеко от камина. Дойл опустил голову, сдерживая побуждение размять затекшую шею, произнес:
-- Благодарю за помощь, леди, -- и прибавил: -- это много значит для меня.
Леди Харроу улыбнулась.
-- Вина?
Он поднялся, подошел к столу.
-- Я налью, благодарю.
Он наполнил кубок и протянул его леди Харроу, потом налил себе и снова вернулся на скамью.
-- Вы сказали, сегодня была неспокойная ночь, -- произнесла она после долгой минуты тишины, -- что произошло?
Он задумался. Это была неженская история, леди Харроу не следовало знать о погромах и пожаре -- вернее, об этом не следовало знать ни одной благородной женщине. Но леди Харроу едва ли долго останется в неведении. Поэтому он ответил:
-- Чернь бушевала. Пришлось наводить порядок на улицах.
Пытливый взгляд зеленых глаз словно попытался проникнуть в глубину мыслей Дойла и, кажется, преуспел, потому что леди произнесла:
-- Утренние погромы повторились, но теперь королевского слова оказалось недостаточно. Этого следовало ожидать. Люди напуганы.
-- У нас нет выбора. Порядок в городе -- единственное, что удерживает нас всех. Стоит позволить его нарушить -- и люди обратятся в зверье, -- в этот момент Дойл снова ощутил ту усталость, которая накрыла его с головой этим утром. Он не чувствовал в себе сил бороться дальше, сохранять покой в обреченном городе. Он хотел оказаться как можно дальше отсюда -- и все.