Отец Рикон тоже остался -- охранять королеву и, главное, ее утробу от врагов, ведьм и собственной королевской глупости.
-- У меня есть две женщины, -- произнес задумчиво отец Рикон, узнав, чем ему предстоит заниматься, -- благочестивые монахини из монастыря Святейшей Рощи. Они обучены грамоте и этикету, неболтливы и некорыстолюбивы. Согласится ли милорд, чтобы я их пригласил в услужение ее величеству?
-- Если они надежны -- зови. Пусть глаз с нее не сводят, спят по очереди. И позаботься о том, чтобы тени всегда дежурили где-то поблизости.
Женщины выглядели внушительно: обе фигурами напоминали кормилиц, обе были широколицые, с крупными мужицкими руками. Поклонились по-церковному, от пояса, но говорили четко и грамотно. Побеседовав с каждой из них по два часа и удовлетворившись всеми ответами на свои вопросы, Дойл представил их брату и его супруге.
Сначала королева оскалила мелкие зубки и, кажется, собралась устроить еще одну истерику. Но первая из женщин -- матушка Сюз -- расплылась в улыбке и проворковала:
-- Как вы красивы, ваше величество, простите матушку Сюз. Бремени еще не видно, но как оно красит женщину.
Королева инстинктивно положила руку на плоский живот и тоже слабо улыбнулась.
-- Кажется, все довольны, -- быстро сообщил Эйрих, и дело было решено.
Дальше были сборы в дорогу, несколько коротких перебранок с портным, который превратил охотничью куртку Дойла в инструмент пыток, и наконец длинная процессия, возглавляемая Эйрихом, вышла из замка и торжественно, но до зубной боли медленно поползла по улицам Шеана.
Эйрих поражал воображение подданных: для охоты ему сшили костюм из кожи белого вепря, оторочили каким-то белоснежным мехом, и в солнечный лучах он как будто светился. Дойл отводил взгляд и вполголоса бормотал, что сейчас ослепнет от этой блистательности. Эйрих, -- единственный, кто слышал его бормотание, -- также шепотом советовал пошире улыбаться и временно спрятать куда-нибудь "эту кислую мину".
Когда ворота столицы остались позади, все вздохнули свободней, пришпорили коней и перешли с утомительного шага на бодрую рысь.
Сначала Дойл ехал возле Эйриха, отставая на полкорпуса, но потом, убедившись, что пока все спокойно, позволил себе немного расслабиться, натянул поводья и остановился, пропуская вперед уже вспотевших от скачки милордов, и дождался, пока к нему не приблизятся разноцветные кареты дам.
Та, которая его интересовала, была одной из самых скромных и однозначно самой темной -- ни капли золота, никакой отделки. Пустив коня так, чтобы ехать вровень с этой каретой, он почувствовал неприятное волнение, отдавшееся горькой сухостью во рту, но запретил себе о нем думать и аккуратно постучал по закрытой ставне.