Сидя рядом с братом и отвечая на какие-то его вопросы, то и дело огрызаясь в ответ на неуместные замечания олуха, сидевшего справа от него, он практически не спускал глаз с леди Харроу. Она как всегда орудовала своей маленькой вилкой, едва прикасалась к вину и изредка улыбалась собственным мыслям. Невольно Дойл подумал, что хочет заполучить себе эти мысли, стать их частью. Безошибочно определять, почему леди Харроу хмурит брови и почему вдруг у нее на щеках появляются ямочки.
И только когда пир подошел к концу, шуты прекратили свое кривляние, а король, пожелав всем доброй ночи, ушел вместе с королевой, Дойл снова сумел приблизиться к леди Харроу.
-- Вы были очень задумчивы весь вечер, -- сказал он вместо подготовленного заранее замечания о приближении зимы.
-- Я не думала, что это будет заметно со стороны, милорд. На самом деле, меня занимали пустяки, -- еще мгновение она улыбалась, а потом нахмурилась и спросила: -- завтра на суде будут объявлены приговоры?
Не стоило удивляться, что она об этом догадалась -- если бы расследование продолжалось, Дойл не появился бы на пиру. Но было грустно, что она подняла эту тему, потому что дальнейший ход разговора был кристально ясен: он ответит утвердительно, она скажет что-то о жестокости и нравах, а потому уйдет.
-- Король не может оставаться безучастным, когда на кону стоит не только его жизнь, но и сама неприкосновенность короны, -- сказал он.
Вопреки ожиданиям, леди Харроу ничего не сказала о методах, которыми эта неприкосновенность сохраняется, а вместо этого неожиданно спросила:
-- Как вы это выносите?
Дойл тряхнул головой.
-- О чем вы?
Она неявно, но красноречиво обвела взглядом придворных, которые держались от Дойла на значительном отдалении и даже как будто избегали лишний раз на него смотреть.
-- Общую ненависть.
-- Думаю, так же, как мой брат -- всеобщее восхищение. Или как вы -- дождливую погоду, -- хмыкнул он. -- С долей покорности. Разрешите вас сопровождать? Шеан не так спокоен, как кажется.
Немного поколебавшись, леди Харроу едва ощутимо оперлась на его левую руку, принимая предложение.
Шеан никогда не был спокойным. Возникнув четыреста лет назад на фундаменте разрушенного Старого города, он сначала был неприступной крепостью, а со временем, когда Стения мужала и разрасталась, превратился в ее бьющееся, пульсирующее жизнью сердце. Порт возле полноводной реки, центр богатой страны, он был оплотом могущества королей, средоточием жизни знатных лордов и прибежищем черни. Его центральные улицы бывали усыпаны лепестками роз, а темные боковые чаще утопали в помоях. В узких переулках, где дома стояли так близко, что соседи могли бы пожать друг другу руки, высунувшись из окон, обитали существа настолько грязные, что в них с трудом можно было узнать людей. Богач легко мог лишиться и кошелька, и жизни, окажись он ночью в Шеане без охраны.