Но очередь глухо, мёртво молчит.
* * *
Блин, блин, блин, ну вот опять! Ну почему у меня вечно, как у того Петровича?! Который, что ни возьмётся собирать: мясорубку там, или детскую коляску — вечно получается автомат Калашникова.
А я, о чём ни возьмусь писать: о «муже на час», о вредной кондукторше или о блохах — обязательно вылезет мерзейшее, богопротивное мурло политики?
От которой! Меня! Уже! Тошнит!!
Отделение психоневрологической клиники недавно вселилась в новое, ещё вкусно пахнущее масляной краской и мелом помещение.
В одной из палат лечились матери, потерявшие детей. Не специально их собрали, просто так получилось.
Была одна молодая женщина, по имени Светлана. У неё всё было более чем благополучно: она-то и считалась тяжелее всех. Но о Светлане позже.
* * *
…Порой, никуда не торопясь куда теперь торопиться? — Эля ехала в магазин. Бесцельно бродила по отделам весёленькой детской одежды.
Однажды её поразило: как же так, она тут разгуливает, а девочка-то проснулась, плачет, надрывается. Бабушка, наверно, извелась вся.
Иной раз такие ужасы приходят в голову — называется послеродовый психоз. У звериных матерей, например, в такие моменты темнеет разум. Они тревожатся, мечутся, давят и даже могут покинуть ещё не облизанное потомство.
Вот и Эля приняла за правду какие-то страшные мысли. Но мысли же, только мысли! И нужно торопиться, чтобы они не успели воплотиться в действительность.
Она бежала из всех сил, чтобы помешать им воплотиться, не опоздать. И всюду натыкалась на бестолковых, неуклюжих, мешавших ей людей, расталкивала их.
И одно в голове стучало: только не вернуться в проклятое настоящее… Страшным усилием воли не помнить…Сейчас, вот сейчас. Всё будет отлично, только не сметь помнить. Ничего не было.
Почти поверив, Эля весело кричала, проталкиваясь, втискиваясь в отходящий автобус:
— Товарищи, пропустите, у меня дома ребёнок некормленый!
Так — она иногда слышала — кричат женщины. И, как самую сладкую музыку, слышала в ответ беззлобную брань:
— Ишь, ребёнок у неё! У всех ребёнки, не у тебя одной.
Дома Эля который день мучила мать тем, что вдруг вбегала в дом запыхавшаяся, смеющаяся… Швыряла сумку в сторону, расстёгивала кофту с липкими молочными пятнышками на груди… Кидалась к коляске в углу, которую ещё не успели увезти в комиссионку… Но, увидев лицо и глаза матери, с рёвом выбегала из комнаты вон.
* * *
В женской консультации она однажды слышала, как врач стыдила беременную девочку лет шестнадцати, почти ребёнка:
— Ты убьёшь плод, пожалей его.
Оказывается, девчушка боялась испортить фигуру. И на последних месяцах беременности стягивала живот корсажной лентой, и с утра до вечера занималась сложнейшими гимнастическими упражнениями.