— Потрясающе! — восхитился Вольнов. — Значит, сын вернулся потихоньку поиграть, а отец, видимо, заснул…
Я перебил:
— Он спит в кабинете возле компьютера.
— Ну, прогуляться пошел.
— Самсон сказал, что допоздна работал над сценарием.
— Да может, перерыв сделал! Мальчик услышал его шаги и выдернул вилку из штепселя.
— Ага, Самсон рассердился, — подхватил я, — и убил его. Заодно и жену.
— Но если Ваня успел спрятаться… за шкаф, например. Потом улучил момент и сбежал на станцию.
Я задумался (за шкаф… или из окна сиганул?), так что вздрогнул, услышав голос Танюши:
— Николай Васильевич, добейтесь от Самсона: где действительно он провел ночь с шестого на седьмое июня.
Любавский пил коньяк в кабинете, в сиреневом сумраке штор (жарко), что было мне на руку: сварливый нрав сценариста несколько размягчался «огненной водой».
— Ты безвылазно сидел на стройке из-за рабочих, да, Самсон?
— Ну, хозяйский глаз необходим, почти не выезжал.
— А в среду куда мотался?
Он задумался.
— А, ты общался с Лелей. Надо было в библиотеке покопаться. — Широким жестом обвел он богатые стеллажи, окружавшие нас мировой словесностью с трех сторон. — Потом в «Артистико» заехал, пообщался кое с кем… — Самсон вздохнул. — Дети, цветы нашей жизни, нынче даром время не теряют. Я думал, банкир меня убьет, честно. Темперамент бешеный, честь невинной дочери, юного подонка ликвидировать немедленно… гав-гав-гав! Похож на своего пса. Пришлось унизиться — и, самое смешное, зря.
— Почему ты сразу Ваню в Москву не отослал? На карту были поставлены доллары для «Египетских ночей».
— Я выговорил условие: до субботы сын нужен на строительстве. Но вообще, не очень-то он меня слушается, — проворчал Самсон. — Ну, в субботу мы вдвоем с матерью навалились. Ты ведь знаешь, — он, что называется, вперил в меня воспаленный взгляд, — Вика всегда умеет настоять на своем. Женщина-режиссер — это же волк на псарне… Впрочем, de mortuis aut bene, aut nihil[1].
— Ты их уже похоронил?
— Хороню. — Сценарист разлил по рюмкам «Арарат». — Выпьем, Коль.
— Я за рулем.
— А, по маленькой. Голова болит жутко.
Выпили, закурили.
— Значит, Ваня около десяти ушел на станцию, а ты допоздна сидел за компьютером.
— В принципе, не люблю технику, но удобно.
— И занятно, — подхватил я. — Столько всяких игр.
— Я еще в детство не впал.
— Скажи-ка, Ваня знал, куда ты по ночам мотаешься?
— О чем ты?
— Шестого июня последним за компьютером сидел не ты, а он. Играл в «преферанс».
Сценарист съежился в кресле, словно собравшийся в комок паучок, однако не запаниковал, спросил по делу: