— Валентин Николаевич, вам нужны деньги, чтоб содержать жену в лечебнице?
— В идеале оно, конечно, так. Только человек я отнюдь не идеальный, меня захватил и сам процесс — игра. — Валентин усмехнулся. — Сейчас другая игра вытеснила прежнюю.
— Вот это следствие? — Он кивнул. — Не наговаривайте на себя, вы для нас были корифеем.
— Студенческие легенды, просто я легко вам «троечки» ставил.
— А вам не жалко? Ну, вашей истории.
— Русская история без меня проживет, и я без нее… — он опять усмехнулся, — может, и не проживу.
— Вам действительно негде жить? Или вы в Марину влюбились и соврали?
— Нет, квартиру я правда жене оставил, она вышла за другого.
— Так теперь отберите!
— Там ее ребенок растет. Ладно, оставим эту тему.
— Ну, знаете, чужую жену содержать…
— Она больна и не нужна никому, миллионщику своему не нужна.
— Это она с ним с ума сошла? И вы до сих пор ее любите?
— Нет. И в Марину я не влюбился.
— Ну да! Вы горите отомстить за нее.
— И этот момент есть. Но вообще… тебя защитить.
— Стало быть, вы меня любите?
— Стало быть, так. Видишь, какая ты умная. Логическим путем меня разоблачила.
— Ну, это все несерьезно.
— Может быть. — Он пожал плечами. — Я ведь не Алеша и на растерзание себя Пчелкиным не отдам. Больно жалите.
Она смотрела на него с какой-то смутной полуулыбкой, как сестра ее там, на бульваре. Рассмеялась тихо и ушла.
Валентин еще лежал какое-то время, прокручивая в голове сказанное и несказанное, припоминая каждый жест ее, выражение лица и улыбки. Потом разделся и залег по-настоящему, вдруг провалившись в глубокую яму сна, в котором они гуляли с ней по цветущему в снежных сугробах саду, она смеялась, а он знал, кто прячется в засаде в белоснежных зарослях черемухи. Знал, но почему-то не мог прервать это бесконечное тягучее гулянье и издевательский смех. Наконец раздался выстрел, она упала, а он проснулся от ужаса.
Сквозь занавеси смотрело позднее хмурое утро. Кто же прятался во сне? Ведь я только что знал, несомненно и… страшно. Отчего вдруг страх? Сад так цвел в ледяных сугробах и черемуха так белела и благоухала… страх шел от ее смеха и взгляда, устремленного туда, в заросли.
В гостиную заглянул Сашка, безмятежно выспавшийся в комнате покойной, вошел.
— Ты один?
— А что, Даша еще не вставала?
— Я ее не видел. Вообще-то уже одиннадцатый.
— Ага, чаю попьем и выезжаем.
— Куда?
— Опрос свидетелей. Хочу кое-что уточнить, музейную секретаршу повидать, Борину бабушку и костюмера, с которым Алеша в театре работал. Старик его видел последним.
Однако на стук в дверь Даша не отозвалась. Валентин распахнул: пусто, кровать неразобрана.