Больная прервала паузу:
— У вас еще данные на Самсона?
Савельич очнулся и завопил:
— На отца? Тарас Бульба — персонаж искусственный, придуманный!
— Вот вам из жизни: Иван Грозный, Петр Великий…
— Они сумасшедшие! Нормальный отец, не алкоголик, не может убить сына.
— Моего сына. Ваня — мой сын.
— И вы уступили… отдали этому неприятному типу самое дорогое — свое дитя?
— Самое дорогое для вас — доллары, — отрезал я и тут же раскаялся. — Никита Савельевич, я не знал про Ваню, вот Танюша мне вчера рассказала.
— Какая трагедия! Как замолить, как искупить смерть близких?.. — Его причитания внезапно оборвались, он спросил с любопытством: — А Самсон Дмитриевич знал?
— Возможно, узнал в прошлую среду от Вики, они крупно поссорились. И с горя он завел себе подругу — журналистку Кристину Каминскую. У которой и провел ночь с шестого на седьмое июня. Каминская призналась, что следила за Викой и мной в клубе «Артистико» и донесла Самсону: мы отбыли вместе. Представляете, какое это произвело впечатление на мужа после ссоры. Журналистка якобы во сне слышала некий голос.
— Голос? — прошептал Савельич. — Внутренний или извне?
— Может, Самсон по телефону с кем-то говорил. Вы, случаем, сценариста раньше не знали?
— Только от покойного Ванечки про него слыхал.
Эпитет «покойный» меня уколол, я докончил угрюмо:
— В общем, она спала и будто бы не знает, во сколько возлюбленный ее покинул.
— Потихоньку смылся?
— Да. В Молчановку, но я не исключаю, что на Плющиху.
— И его собственная любовница была с вами так откровенна?
— Уверен — не до конца. Журналистка горит сенсацией и явно не прочь стать героиней уголовного процесса.
— Вот радость!
— Для кого как. С мужем разводится, может, хочет доказать ему: кого, мол, теряешь… Я ее еще дожму. Подумайте, какая убедительная версия: распаленный ревностью муж, жуткая сцена, мальчик пытается защитить мать, Самсон расправляется с обоими, увозит и прячет трупы… Кабы не этот проклятый компьютер! Самсон не мог выключить его, значит, кто-то еще был тут.
— Почему не мог?
— В одиннадцать он разговаривал с соседкой Каминской по площадке. Если верить Леле, компьютер выключил человек, не желавший, чтоб его увидели из сада при свете экрана. Вероятнее всего, — я помолчал, — убийца.
— Убийца, — приглушенным эхом откликнулась больная. — И у него есть ключ.
— Необязательно. По рассеянности… В любовной горячке Ваня мог не запереть входную дверь.
— Но если преступление подготовлено заранее…
— Вы правы. Некто должен был иметь доступ в дом.
— Чтобы убить ребенка?
Сакраментальный вопрос повис в удушающем воздухе жаркого вечера: из открытого окна (из которого услышал я давеча вечную мольбу «помилуй нас грешных» и чуть не умилился), из окна ни дуновения… И в унисон в сотый раз взмолился: Господи, за что? Бессмысленно, абсурдно! Если только… если разгневанный банкир в припадке отчаяния — «Фараон» рухнул — поднял руку на «порочного мальчишку»… Занятный ассоциативный ряд: «Египетские ночи», «Фараон», гробница Тутанхамона, в которой замурованы мощи, отнюдь не святые… «Приди ко мне тот, кто под землей».