Представилось с усталым цинизмом, сквозь который вдруг, как «грозная заря», проявился блеск новизны, и подумалось: Господи, к чему (к кому) я только в свои сорок два и в своей профессии не претерпелся, не принюхался, так сказать, со смирением (красивое старинное слово, в моем случае прикрывающее боязнь жизни и равнодушие к ней)! Но вот произошло исчезновение, воздушный мирок вздрогнул и лопнул, опали, обнажились покровы сна наяву; и жалко стало до боли — любовь мою, молодость, всех их жалко, и этого подростка тридцати с лишком лет.
— А в каком плане я вас интересую?
Ладно, к делу; сантименты с меня слетели.
— Вы ведь знаете режиссера Любавскую?
— Не имею чести.
— Странно. А мне говорили… — Я сделал паузу, но Виктор не попался, с ним мои уловки не сработали.
— Нет, я у нее не снимался, хотя всегда готов.
— Но вам известно, что Любавская собиралась экранизировать «Египетские ночи»?
— Правда? Замечательно! Она хочет через вас сделать мне предложение?
Я внимательно рассматривал мнимого претендента. Мнимого, потому что по своей фактуре, да и по психическому складу, Гофман на роль раба великой царицы, кажется, не тянул. Точнее, на робкого раба как раз тянул, но если переносить мистерию в современность… черт его знает! На экране, насколько помню, и в жизни — разноплановая, двусмысленная личность, словом, лицедей…
Под моим взглядом актер распружинился, расцвел, голубые глаза засверкали, и произнес с нежной дрожью в голосе:
— Скажите: кто меж вами купит
Ценою жизни ночь мою?
(Ну, ежели на женскую роль…)
А он продолжал самоупоенно:
— Страстей неопытная сила
Кипела в сердце молодом…
И с умилением на нем
Царица взор остановила.
Актер вдруг неуловимо «повзрослел», подвижное лицо затвердело, брови грозно сгустились на переносице, он проговорил проникновенно, приглушенно:
— «Вы думаете, что в наше время, в Петербурге, здесь, найдется женщина, которая будет иметь довольно гордости, довольно силы душевной, чтоб предписать любовнику условие Клеопатры?..»
Эге, да он истинный профессионал, не стоит вычеркивать его — пока — из списка подозреваемых; у человека с исковерканной психикой и соответствующим окружением могут быть самые неожиданные мотивы.
— Недурно, Виктор Карлович, очень даже недурно.
— Виктор, для вас Виктор.
— Вы уже подготовили роль Алексея Ивановича, как вижу.
— Нет проблем, у меня патологическая память на слово, за считанное время не то что краткого Пушкина — пудового Толстого одолею.
— Для кого ж вы так постарались?
— На всякий случай — быть в боевой позиции. Для сценариста Василевича — знаете такого? — подготовил, надеялся увлечь.