Двор пуст, декорации уже в потемках, фонарь зеленеет в листве, неисправная лампочка в железной сетке над козырьком мигает — спецэффекты к драматической исповеди мужа наготове, — темный зев подъезда и окна темны. Начало двенадцатого, для интеллектуала, да еще угнетенного чувством вины, самое исповедальное время, небось скулит на груди у Кристины. Но сердце — измученное жарой и внутренним жаром сердце мое! — трепетало: проверь.
Прокрался на ощупь на второй этаж, позвонил. Шорох не за дверью, а за спиной, я развернулся и наткнулся руками на человека, вдавившегося в угол площадки.
— Самсон, ты?
Он оттолкнул мои руки, прошипев:
— Я собрался уходить.
— Куда? К месту захоронения?
— Шутить изволите?
— Следователь с тобой пошутит. Чего прячешься? Из окна меня увидел, а? Под фонарем?
— Я собрался уходить…
— Успеешь, сначала поговорим, или я немедленно отправляюсь в местное отделение.
Сценарист сдался, проникли в кабинет, вспыхнула настольная лампа, озаряя пестрые переплеты (Пушкинские — золотые буквы по темно-синему полю) и нас — до лиц, лица в щадящих светотенях плафончика; я слегка повернул его, высветив напротив срезанный подбородок и тонкие язвительные губы.
— Допрос по всем правилам. — Сам усмехнулся. — О чем разговор?
— Об убийстве Виктории и моего сына.
Не дрогнул, знает и держит себя в руках, оклемался, значит, после утренней истерики.
— Я хочу, по возможности, полно восстановить твою роль в преступлении.
— Роль убийцы. — Рот опять изогнулся в усмешке, обнажив «вампирские» зубы.
— Не исключаю. Для вынесения твердого, так сказать, вердикта мне мешают два обстоятельства: выключенный кем-то компьютер в 23.40 и загулявшийся соседский котик. Если алиби искусственное, имей в виду: соседку расколют.
— Алиби натуральное, нечаянное.
— Тогда вернемся к среде третьего июня. Во время скандального пассажа Виктория потребовала развод, ты якобы согласился.
— Я согласился.
— Допустим. И придумал план убийства, который внес в компьютер. Только не возражай, утром ты, в сущности, признался.
— Признался в своем ужасе, но не в убийстве.
— Не спорю, даже готов поверить, что негативные эмоции излились в мечтах и грезах в течение работы над планом. Но вдруг после твоего бегства в Москву кто-то с ним ознакомился?
Самсон, не мигая, смотрел мне в рот.
— Ты же еще не внес пароль в программу?
Он шевельнулся и опустил голову.
— Ход моих рассуждений верен?
— Черт бы тебя побрал! Черт бы вас всех…
— Никакой истерики! Мы с тобой сейчас занимаемся поисками истины. Ведь не ты убил?
После молчания он проговорил безжизненным голосом, от которого у меня мурашки по коже поползли: