Неужели одно веко слегка дернулось?! Да нет, наверно, просто непроизвольное сокращение мышц. Нелепое, абсурдное предположение – однако внутри у нее все замерло от надежды. Она вспомнила, что сказал доктор Хейнс: сознание частично сохраняется, но Эми вряд ли выздоровеет, хотя такую возможность исключать нельзя.
– Давай я расскажу, что мне удалось выяснить?
Она говорила почти шепотом, ощущая себя каким-то заговорщиком. И придвинулась так близко, что они могли чувствовать дыхание друг друга. Интересно, Эми различает запахи?
Эми лежала поверх одеял. Пестрая ночная рубашка веером разметалась по постели, открывая компрессионные гольфы до колен – точно такие же ей часто приходилось натягивать на тощие материнские икры. Эми в них выглядела школьницей. Тяжелое зрелище…
– Сначала я… что было сначала? – спросила она саму себя. – Значит, так. Я пришла сюда побеседовать с доктором Хейнсом о его работе. Для статьи, которую пишу. И порасспрашивала его о тебе, но он смог сообщить не так уж много. Тогда я поговорила с бывшим мужем, Мэттом. Он полицейский. То есть, когда ты пропала, он еще не был полицейским: мы с ним одного возраста. Он не хотел особо глубоко копать, чтобы не возникли проблемы на работе, но кое-что все же нашел.
Она остановилась; странно было говорить вот так без остановки, точно болтливый радиодиджей. Будь это обычный разговор, собеседник задавал бы уточняющие вопросы вроде «а это кто?» или «что ты имеешь в виду?», но сейчас отвечать было некому, и оставалось только переходить к следующей фразе.
Она молча глядела Эми в лицо сквозь рой микроскопических пылинок, вспыхивающих в солнечном свете.
Тоненькие морщинки вокруг глаз выдавали ее возраст, однако в целом она выглядела так же, как пятнадцать лет назад. И слушала тоже как пятнадцатилетняя, – если, конечно, слышала, что ей говорят. Ей было тридцать, но без сопутствующего груза разбитого сердца, проблем на работе и болезней родителей.
– Так вот, Мэтт, – продолжала Алекс тем же приглушенным заговорщицким тоном, – дал мне кое-какую информацию о главных… э-э-э… подозреваемых.
Ее пронзила мысль, что сейчас Эми, наверно, впервые услышала слово «подозреваемые». При условии, что она вообще слышит – где-то там, на дне колодца. Помнит ли она? Ведь часть ее мозга работает… Есть ли шансы, что она когда-нибудь – и как-нибудь – назовет имя нападавшего?
– То есть о тех людях, – запинаясь, принялась она объяснять, – которые, по мнению полиции, знают, что произошло и почему ты здесь оказалась, – сама того не сознавая, она заговорила монотонно, нараспев, точно ребенка убаюкивала. – Полиция выяснила, что одному твоему соседу нравилось делать с детьми нехорошие вещи. Но тебе он навредить не мог: был слишком старый и слабый.