Как-то днем бабушка Эстефании София сочувственно обняла его за плечи.
– Пропавшая женщина все равно что листок, смытый в канаву дождем, – сказала она.
– Никому нет дела до Рут, – прибавила мама. – Ее увели, как машину.
Четвертое событие, которым ознаменовались те двенадцать месяцев, произошло в последнюю неделю учебного года, в июле, за день до отъезда Хосе Росы назад в Мехико.
Я помогала Хосе Росе убираться в классе и снимать развешанные по стенам карты и схемы. Он освобождал класс для нового учителя, который собирался приехать в середине августа.
Карта мира уже лежала свернутая. Вместо привычных глазу очертаний Африки и Австралии, вместо завораживающей синевы морей и океанов теперь бурела голая кирпичная стена.
Занавеска, в которую мы обернули обнаженную Паулу, так и не вернулась на окно.
Я прислонилась к стене, еще недавно прятавшейся под изображением радуги и диаграммами преломления света в капле воды.
– Мне тоже жаль расставаться, – произнес Хосе Роса и шагнул ко мне.
От него веяло запахом сладкого черного чая с молоком.
Он положил руки мне на плечи и прижал губы к моим губам.
Я ощутила вкус Хосе Росы – вкус стеклобетонных конструкций и уносящихся в небеса лифтов. Его двадцатитрехлетние ладони нежно коснулись моего тринадцатилетнего лица, и он снова меня поцеловал. Небоскреб снизошел до меня.
– Быстро в нору!
– Что-что, мам?
– Быстро в нору! Тсс!
– Что?
– Тише!
Мама возилась у дома, когда увидела между деревьями светло-коричневый «БМВ». Вернее, сначала услышала. В джунглях стояла тишина, насекомые и птицы вдруг смолкли.
– Беги скорей! – приказала мама. – Ну же!
Я выскочила из передней двери и метнулась к низкорослой пальме на маленькой лужайке сбоку от дома.
Нора скрывалась под навесом сухих веерообразных листьев. Отведя их в сторону, я юркнула внутрь. Потом извернулась и опять закрыла просвет листьями.
В норе я едва помещалась. Отец вырыл ее, когда мне было шесть лет. Мне пришлось лежать на боку с подтянутыми к подбородку коленками, в позе скелета из древнего захоронения, которое показывали по телевизору. Сквозь листвяную крышу ко мне прорывались тонкие лучики света.
Мотор зарокотал совсем близко.
Земля вокруг меня задрожала, когда «БМВ» подкатил к нашей халупе и остановился впритык к пальме чуть ли не надо мной.
На мое крохотное убежище упала тень, и оно погрузилось во тьму. Сквозь листья проглядывало брюхо машины, переплетение труб и железок.
Мотор затих. Щелкнул ручной тормоз. Со стороны водителя открылась дверца.
На землю опустился коричневый ковбойский башмак с высоким, но грубым мужским каблуком.