Майк запустил пальцы в один из карманов и вытянул золотую цепочку.
– Я давно собирался подарить тебе что-нибудь красивое, Рита, – произнес он. – Уродством ты по горло сыта.
Майк сказал, что в Акапулько у него есть знакомая семья, которая ищет няню для маленького ребенка.
– Отлично, – обрадовалась мама. – Это как раз для тебя, Ледиди.
– Почти всю неделю тебе придется жить в Акапулько, – объяснил Майк. – Зарабатывать будешь не хило. У родителей денег что грязи, много-много-много. – Майк выделил это тройное «много», три раза щелкнув пальцами: щелк-щелк-щелк.
Услыхав, что семья богатая, мама приосанилась. Она сразу подумала о том, сколько всякой всячины мне удастся стащить. В зеркале ее глаз я различила себя, прячущую в сумочку помаду и пузырек шампуня.
Я знала, чем обернется мой отъезд. Передо мной возникла картина: мама спит, челюсть отвисла, рот нараспашку. Телик настроен на историческую программу, и в комнату льются рассказы о замках Луары или возникновении шахмат. Вокруг стоят пустые пивные бутылки. Длинные черные муравьи шастают взад-вперед по ее губам, и некому их смахнуть.
– Да, – сказала я Майку. – Согласна.
Домой мы с мамой шли мимо того дерева, под которым задолго до похищения Паулы закопали мертвого парня. Мы так и не узнали, кто он. Никто им не интересовался.
– В джунглях повсюду уши, – говорила мама. – Здесь секретов нет.
В тот день ближе к вечеру я наконец выяснила, что случилось с Паулой.
Спускаясь бегом по тропинке, которая вела к школе, я наткнулась на Паулу. Она сидела под деревом прямо попой на земле, чего мы никогда не делали. На нашей горе все обязательно что-то под себя подкладывали.
Паула была в длинном платье, накрывавшем ее как колокол. Мне представились полчища насекомых, ползающих по ее голым ногам под навесом ткани.
Я ощутила ступнями тепло черной земли.
Земля вернула нас друг другу.
Мне захотелось взять Паулу за руку. Склонив голову, она рассматривала что-то у себя на коленке.
Я двинулась к ней крадущимся шагом, которому научилась, охотясь за маленькими ужами и детенышами игуан. Приблизившись, я оказалась между Паулой и солнцем, и на нее легла моя тень.
Она подняла глаза. Я села рядом с ней на землю, понимая, что через минуту превращусь в черно-красный муравейник. Платье Паулы кишело черными муравьями. Некоторые уже взобрались наверх, сновали по шее и за ушами. Она их не стряхивала.
– Правда ведь, жалко Бритни Спирс? – заговорила Паула.
Длинные рукава ее платья были подвернуты и засучены. На внутренней стороне левой руки, где кожа светлая и тонкая, как шкурка гуавы, я заметила ряд сигаретных ожогов – точки, круги, розовые пятна.