Со знакомой мне с детства сноровкой мама принялась обшаривать полки. Она выудила полупустую бутылку текилы, электрическую кофеварку и большой пакет картофельных чипсов.
– Пойди поройся в комнате Паулы. Может, там остались какие-нибудь джинсы или футболки, которые тебе впору, – сказала она.
Маленькая кровать стояла там же, где и прежде, на столбиках из кирпичей. Эти столбики отделяли ее от огромных, как мыши, тараканов, ночью шаставших по полу. Стена была утыкана большими толстыми гвоздями, на которые Паула вешала свои одежки, так что получался тряпичный коллаж. Я увидела несколько пар пластиковых шлепок и пару теннисных туфель, выстроенных в ряд под кроватью. На подушке лежали две пустые детские бутылочки, а на одеяле – обувная коробка.
Я открыла коробку.
Мой рот наполнился зноем джунглей. По жилам побежали муравьи и пауки.
В коробке оказались фотографии. Я заглянула в глубоко посаженные черные глазки человека, который выжал из тела Паулы чистую девочку. Мужчина сфотографировался вместе с семьей. На нем были красно-белая клетчатая рубашка, джинсы, широкий кожаный ремень с круглой серебряной пряжкой и черные ковбойские башмаки на высоких каблуках. Так одеваются на севере Мексики. Я поняла сразу – это Макклейн.
Я взяла фотографии и сунула их в джинсы. На дне коробки лежала маленькая записная книжка. Ее я убрала в задний карман.
В двери появилась мама.
– Страшно подумать, но кто-то следил за Паулой много лет, – сказала она. – Следил и ждал, когда она вырастет.
В одной руке мама держала бутылку текилы, в другой – пакет чипсов.
– На нее давным-давно положили глаз, – продолжала она. – За ней наблюдали, как наблюдают за яблоком на яблоне: дают ему созреть и срывают.
Когда мы шли домой, спрятанные в джинсах жесткие карточки корябали мне живот. Мама сменила свои плоские белые резиновые сандалеты на Кончины ярко-зеленые пластиковые шлепки с красным цветком на перемычке. Проследив за моим взглядом, она посмотрела себе на ноги.
– Ну и что такого, Ледиди? Конче они больше не понадобятся.
Мама несла бутылку текилы и пакет чипсов.
Какое-то время мы шагали молча, и вдруг мама повернулась и сплюнула.
– Если кому-то взбредет на ум придумать символ или флаг для нашей дыры, это должны быть пластиковые шлепки, – сказала она.
Придя домой, мы обнаружили, что передняя дверь распахнута, а внутри сидит Майк. Чего это он вперся, удивилась я. У нас так не поступали. Никто не входил в чужое жилье, а тем более не располагался там в отсутствие хозяев. Наш дом даже пропитался его мятным одеколоном, похожим на запах жевательной резинки.