Я все время смотрела на кухонную тряпицу в надежде, что она сдержит или даже остановит кровотечение.
В конце концов нашелся водитель, который согласился нас отвезти.
Он покосился на руку Марии и пробурчал:
– Нет, эту пакость я сюда не возьму, пока вы не упакуете ее в целлофановый мешок.
Таксист полез в бардачок, вытащил оттуда пластиковый пакет из супермаркета и дал его мне.
– Вот, упаковывайте.
– Что он сказал? – спросила Мария.
– Рука должна быть в мешке, а то он не пустит в машину.
Я осторожно приподняла раненую руку Марии и уложила ее в пакет из супермаркета, как баранью ногу.
– Ну вот, все в порядке, – сказала я. – Поехали! – Сделай узел.
– Что-что?
– Свяжи углы.
Я связала кончики пластиковых уголков у Марии над локтем. Она безропотно сносила все, что я с ней проделывала. Как будто ее рука, продырявленная моей мамой, стала теперь собственностью нашей семьи.
– Кого же ты так сильно достала? – спросил таксист, когда мы покатили по шоссе.
Единственными людьми во всей Мексике, осведомленными о том, что происходит у нас в стране, были таксисты. «Возьми такси», – советовали человеку, кому требовалось о чем-нибудь разузнать. Мне думалось, что кто-то должен собрать всех-всех таксистов (кто-то вроде Хакобо Заблудовски, старого журналиста, по словам мамы, последнего благородного человека в целой Мексике) и спросить их, что за чертовщина у нас творится.
Мама всегда говорила:
– Где-то наверняка есть таксист, которому точно известно, что случилось с Паулой и Рут.
Дорога до Акапулько заняла меньше часа. Я горела желанием объяснить Марии, что мы единокровные сестры и что моя вдрызг пьяная мать приняла ее за нашего отца. Но мне приходилось молчать, потому что шофер явно навострил уши, ожидая новостей. Большие костяшки его боксерских кулаков были покрыты шрамами. Он свирепо сжимал руль. Мужчина даже приглушил радио, чтобы не пропустить ни слова, которое может прилететь с заднего сиденья.
– Так кого же ты так достала? – повторил таксист.
Я решила не отвечать и еще крепче обвила рукой талию Марии.
Он посмотрел на нас в зеркало заднего вида.
– Ты, видать, дрянь девчонка, раз напросилась на пулю, а?
У мужчины были черные вьющиеся волосы с проседью и глубокие морщины у уголков глаз.
– Это несчастный случай, – сказала я.
– Несчастный случай? Так все говорят.
– Пожалуйста, не надо.
– Она маленькая дрянь, – продолжал таксист, как будто Марии здесь не было. – Парень сядет в тюрьму, разве не знаешь?
– Да-да.
– Он сядет в тюрьму. Как только эти там, в «скорой», ну, доктора, знаешь, увидят огнестрел, они сообщат в полицию. Так им велят.