Я услышала хруст ломающейся кости, потому что пуля попала в Марию, в мою единокровную сестру, вторую дочь моего отца, дочь, похожую на него как две капли воды.
Такое вполне может случиться после десяти бутылок пива, смешанных с текилой. Если бы у мамы взяли пробу крови, она оказалась бы желтой. Если бы ее кровь залили в пробирку и подняли к солнцу, это была бы чистейшая «Корона». Но на нашей горе не брали никаких проб и не вызывали полицию.
– Вызвать полицию – все равно что пригласить к себе в дом скорпиона. Кому это надо? – часто повторяла мама.
Что случилось в тот момент с моей мамой? Дневной свет готовился раствориться в сумерках. Кто померещился ей на пороге в этом предсумеречном, почти потухшем свете?
Я упала на колени и склонилась к Марии. Посмотрев на ее лицо, я словно заглянула в озеро. Под чистой кожей я различила швы, шрамы и разлом нёба, как различаешь под водной гладью каменистое дно и серебристых рыбок.
Я стала заворачивать Марии рукав, чтобы найти рану, и почувствовала на ладонях теплую кровь.
Мария открыла глаза, и наши взгляды встретились. – Что это было? – спросила она.
– Где ты взяла эту чертову пушку, мама? – закричала я, приподнимая Марию.
– У Майка.
Мне захотелось обхватить и прижать к себе маму, которая сникла и слиняла с этой планеты в тот самый миг, когда кровь Марии окропила наш кусочек джунглей.
– Верните меня на минуту назад, верните меня на минуту назад, – шептала мама.
В ее сознании часы дали задний ход. «Крутите время назад, – думала она. – Жмите на обратную перемотку».
Мама постоянно твердила, что смерть приходит точно в срок, никогда не опаздывает.
Набежало облако, и в комнате стало темно. Снаружи донесся крик попугая.
Осев грудой на пол, мама выдохнула:
– Все заживет. Ее только зацепило.
Я обмотала руку Марии кухонным полотенцем и обняла ее за талию. Вот так, в обнимку, мы поковыляли к шоссе.
Там не было ни души. Мимо промчались несколько больших междугородних автобусов. Наши пластиковые шлепки влипали в раскаленный черный асфальт, покрытый разводами машинного масла, сине-зелеными от жары.
Простояв двадцать минут на этой дьявольской жаровне, мы увидели первое такси, но, прежде чем мы добились, чтобы нас посадили и довезли до больницы, прошла, казалась, целая вечность. Чего таксистам не нужно, так это крови в машине. Едва я успевала сказать, что мы едем в больницу, они бросали пристальный взгляд на лицо Марии. Когда их глаза опускались к обмотанной полотенцем руке, они давали по газам и уносились прочь. В Герреро некоторые таксисты привешивают к лобовому стеклу табличку: «Не для окровавленных тел».