У меня не было даже пары туфель.
Через три дня в парадную дверь постучали.
Хулио, Хакаранда и я завтракали на кухне.
К нам в дверь никто никогда не стучал. Стук повторился, а потом раздался звонок. Звонок – это мягко сказано, потому что палец, давивший на маленькую пластмассовую кнопку, ее не отпускал. Звук, наполнивший дом, напоминал вой сирены.
Хулио вскочил и выбежал в сад. Мы с Хакарандой направились к парадной двери. Она была распахнута настежь.
На пороге стояли трое полицейских в шерстяных шлемах-масках и с автоматами. Они явились за мной. Они хотели обыскать дом.
– Пожалуйста, входите, – сказала Хакаранда.
Полицейские водили нас за собой по всем комнатам. В хозяйской спальне они взломали дверь гардеробной, в которую мы никогда не заглядывали.
В том месте, где я ожидала увидеть кучу дорогих платьев, шикарных блуз и свитеров, переливчатых вечерних туалетов из шелка и бархата, оказался большой оружейный склад. Вместо атласных туфелек на шпильках и меховых манто в нем штабелями лежали винтовки, обоймы патронов, бруски динамита, гранаты и бронежилеты. Там даже было несколько автоматов, запеленутых, как младенцы, в американские флаги.
Мы с Хулио занимались любовью у логова смерти.
Первое, что сделал один из полицейских в моей комнатенке, – это приподнял матрас.
Меня пронзили мамины слова, докатившиеся до меня по шоссе через толщу гор: «Только полный кретин прячет вещи под матрасом!»
Полицейский взял кирпич героина и записную книжку Паулы с фотографиями и велел мне собирать сумку.
Хулио прощаться со мной не стал. Едва поняв, что у дверей копы, он перемахнул через забор сада и был таков. У него, натурально, возникла мысль, что пришли по его душу. Хулио и его нежные, словно розы и магнолии, поцелуи исчезли из моей жизни навсегда. Он утонул в реке.
– Бабулю будем кончать? – спросил один полицейский.
– А у нее лоб не чугунный? – отозвался другой и выстрелил.
Хакаранда упала навзничь.
Ее мертвое тело лежало на холодном полу.
Седые волосы на белом мраморе набухали кровью. Открытые глаза были неподвижны, как стеклянные глаза чучел африканских зверей.
Полицейский защелкнул на мне наручники и затолкал меня в полицейскую машину. Мы ехали по еще не проснувшимся улицам, следуя указателям на аэропорт. За окном машины тянулись грязные тротуары и бесконечные ряды магазинчиков курортной одежды, плотно закрытых металлическими ставнями.
В направлении побережья с удочкой на плече и красным детским ведерком в руке прошествовал рыбак.
Я посмотрела в сторону Тихого океана, туда, где тонула в волнах Дева Мария.