– Значит, вы вывернули пистолет из руки мистера Вейла?
«Вывернул»… это слово принадлежало Эли, а не полицейскому.
– Я в прошлом семестре вел группу самообороны, – соврал он. – Это не так уж и сложно.
А потом он с трудом поднялся на ноги. Эли был покрыт кровью и аккуратно прикрывал согнутыми руками ребра, пряча дыру от ножа на рубашке. Два полицейских уже задавали ему вопрос по этому поводу. Он сказал, что ему повезло. Он не понимал, как оружие могло пройти мимо. Однако оно прошло. Смотрите: дыра в рубашке есть, а в Эли – нет. К счастью, их больше волновало то, что Виктор истекает кровью на дощатом полу, и волшебный трюк Эли их не заинтересовал. «Везунчик», – пробормотали они. Эли не понял, относится ли это к нему или к Виктору, которому пока удалось избежать смерти.
– После чего вы выстрелили в него три раза.
– Я обезумел. Он перед этим убил мою девушку.
Эли подумал, не в шоке ли он – может быть, именно поэтому смерть Анджи не проникает в него так, как проник нож? Ему хотелось переживать, ужасно хотелось переживать, но между тем, что он чувствовал, и тем, что хотел чувствовать, оставался разрыв, словно оттуда вырезали нечто важное. И эта лакуна росла. Он сказал Виктору, что лишился страха, но это было не совсем так: он продолжал бояться. Его пугала эта расселина.
– А потом? – поторопил его коп.
Эли потер глаза.
– А потом он бросился на меня. Я запаниковал. Не знал, что делать. Я старался его не убить. – Он сглотнул, мечтая о стакане воды. – Слушайте, можно мне пойти и привести себя в порядок? – спросил он, указывая на свою погубленную одежду. – Мне надо пойти и увидеть Анджи… ее тело.
Полицейский обратился к кому-то за желтой лентой и получил «добро». «Скорая» давно уехала. Остался только хаос. Полицейский приподнял ленту, пропуская его.
Полоса крови тянулась по гостиной. Эли остановился, уставившись на нее. Вся стычка прошла у него перед глазами, такая же неотвязная, как полицейские мигалки, но он заставил себя свернуть в ванную. Увидев себя в большом зеркале, он подавил смешок. Это был больной, почти рыдающий смешок. Кровь заляпала ему рубашку. Брюки. Лицо. Волосы. Эли старательно начал ее смывать над раковиной, по-хирургически тщательно. Его любимая рубашка, кричаще красная (Виктор говорил, что в ней Эли похож на спелый помидор), была безнадежно испорчена.
Виктор. Виктор ошибался. Не мог не ошибаться.
«Если у меня что-то пропало, то у тебя – тоже. Жизнь – это сплошные компромиссы. Или ты решил, что если предашь себя в руки Бога, то Он сделает тебя таким, каким ты был – и еще чем-то большим?»