– В каком смысле? – спросил он, отпивая пива.
– А вот в каком, – объяснил Виктор. – Ты ведь мог бы выбрать любую фамилию. Почему ты выбрал «Эвер»?
– А почему бы и нет?
– Нет, – возразил Виктор, размахивая бокалом, – нет, Эли. Так не бывает!
– Как «так»?
– Бездумно. У тебя наверняка есть причина.
– Откуда тебе знать?
– Потому что я знаю тебя. Я вижу тебя.
Эли провел пальцами по кругу из конденсата на столе.
– Не хочу, чтобы меня забыли.
Он произнес это так тихо, что даже не был уверен, услышит ли его Виктор за шумом бара, но тот стиснул Эли плечо. На секунду его лицо стало очень серьезным, но потом он опустил руку и снова откинулся на спинку стула.
– Вот что я тебе скажу, – заявил Виктор. – Ты помни меня, а я буду помнить тебя, и так мы не будем забыты.
– Дерьмовая логика, Вик.
– Безупречная.
– А что будет, когда мы умрем?
– Значит, не станем умирать.
– Тебя послушать, так обмануть смерть проще простого.
– У нас это чертовски хорошо получается, – жизнерадостно объявил Виктор и поднял бокал в тосте: – Будем жить вечно – форэвер!
Эли тоже поднял бокал:
– Чтобы нас помнили.
Они чокнулись, и Эли добавил:
– Всегда… форэвер!
XXIV
За два с половиной часа до полуночи
Бар «Три вороны»
Доминика Рашера жизнь изломала. В буквальном смысле.
Большая часть костей в левой половине его тела – в той, которая оказалась ближе к фугасу, – была на штифтах или винтах, или вообще синтетическая, тело под одеждой покрывали шрамы. Его волосы – три года коротко стриженные по военным стандартам – отросли и свисали неровными прядями на глаза, один из которых был искусственным. Кожа у него была смуглая, плечи – широкие, осанка – слишком гордая, чтобы естественно смотреться среди завсегдатаев этого бара, но, несмотря на все это, он был явно сломлен.
Эли не нуждался в досье, чтобы это узнать: это было видно по тому, как человек подошел к стойке, забрался на табурет и заказал выпивку. Время уходило, и Эли сильнее стиснул бокал с пивом, глядя, как бывший военный начинает вечер с виски с колой. Ему пришлось бороться с желанием бросить свой столик и пиво и выстрелить Доминику прямо в затылок, чтобы долго не возиться. Эли постарался подавить вспышку нетерпения: его ритуалы сложились не просто так, и хотя он готов был время от времени им изменить (а порой изменял их), отказываться от них он не собирался, даже сейчас. Убийство без причины было бы злоупотреблением своими способностями и оскорблением Бога. Кровь ЭО с него смывалась. Кровь невинных людей не смоется. Необходимо было увести Доминика из бара, добиться хотя бы признания, если не демонстрации – и только потом казнить. И потом, из Доминика получится отличная приманка. Пока он сидит в баре, остается у Эли на глазах, он полезнее живым: ведь если Виктор явится искать этого мужчину и окажется здесь до полуночи, то Эли будет его ждать – и будет готов.