Конечно же, Роберто не мог допустить, чтобы глаза Элины стали ещё более грустными, чтобы в них навсегда вселилась старческая тоска. И потому он стрелял по врагам, которые пришли, чтобы убить Элину.
Стрелял до тех пор, пока его самого не настигла слепая пуля, которая не разбирает, кто перед ней — старик или ребёнок…
Но разве вина ребёнка, если он с детских лет учится стрелять из автомата, чтобы отстоять своё право на жизнь?
Разве он виноват, что повзрослел раньше срока?
Разве он виноват, что, защищая себя и свой дом, он научился отличать друзей от врагов и понял, что нельзя доверять никому. И в результате его душа — чистая детская душа, рождённая, чтобы любить мир и верить в людей, — омертвела…
Разве виноваты дети в том, что взрослые люди, которые забыли, что сами когда-то были детьми, и верили, что бывает вечная — на всю жизнь! дружба; которые если дрались, то только до первой крови и только один на один — а потом, повзрослев, затевают жестокие и бессмысленные войны, в которых кровь капает уже не из разбитого носа маленькими каплями, а льётся полноводной горной рекой, отравляя целые страны…
И разве дети виноваты, что им приходилось с оружием в руках защищаться от взрослых?..
5
Расставаться с друзьями — это всегда грустно.
Во все времена…
Но особенно тоскливо, когда ты знаешь, что твои друзья будут просыпаться не под звонкое пение утренних птиц и ласковое дыхание солнечных лучей, а под глухой треск сухих автоматных очередей и гулкие взрывы бомб и снарядов.
Элина стояла у разлапистого платана, выросшего у самой подошвы крепостной башни. Стояла, прижавшись лбом к шершавому стволу, и её выгоревшие на солнце узкие плечи слегка вздрагивали. Роберто стоял рядом с сестрой, сурово нахмурившись. Его твёрдая рука лежала на худом, с выпирающей ключицей плече Элины. Взгляд Роберто был непроницаемо-суров, он изо всех сил старался казаться мужчиной, но ему это не очень удавалось. Роберто то и дело по мальчишески шмыгал носом и украдкой подносил к глазам исцарапанный кулак.
Димка стоял рядом с друзьями, и на душе его острыми коготками скребли неприятные кошки. Ему очень хотелось сказать Элине и Роберто что-нибудь доброе, хорошее и приятное, чтобы они если не развеселились, то хотя бы не были такими печальными. Димке хотелось, чтобы расставание стало менее грустным, не таким безотрадно-тоскливым… Но он не знал, что нужно сказать. В голове вертелся целый ворох разных хороших слов, но все они были не совсем те, которые были нужны сейчас…
И вдруг Элина подняла красные от слёз глаза. Грустно улыбнулась. И тихо сказала: