Жестянка вновь попалась ему на глаза. Он открыл ее и удивился еще раз.
* * *
…Ее привез, скорее всего, еще дед — а может быть, и прадед. В жестянке, сохранившись неизвестно как, лежала смесь высушенных лепестков каких-то неведомых Феддервелу трав. Хотя не так уж и неведомых. Вот эти светлые, принадлежат, кажется… жасмину, что ли? Такого здесь не растет. Прочие же — а было их немало — принадлежали не менее диковинным цветам. Да и какая разница? Отец еще говорил, что, добавив щепоть этой смеси в чай, превратишь его в напиток богов — едва ли не средство от всех невзгод, включая душевные.
На взгляд Феддервела, дрянь оставалась дрянью, вне зависимости от того, что туда добавлялось.
Но, вновь действуя, словно во сне, он взял осторожно щепоть драгоценных некогда лепестков (а пахнут-то приятно!) и бросил в горячие глубины чайника.
Вновь укутал сосуд и уселся рядом. Как-то совершенно забыв про томящийся в ожидании кувшинчик.
Темные мысли бродили в голове у трактирщика, пока звук, прекрасный, как звуки флейты бога-покровителя его профессии, не коснулся его ушей.
Звук открываемой двери.
Но, как Феддервел ни старался, угрюмое выражение лица не удалось изгнать. Никакими силами.
Вошедший был высоким худощавым человеком. Голову его венчала широкополая шляпа, а более ничего было не разглядеть — против солнца. Да и какое дело хозяину, кто почтил его заведение? Всякий гость — желанный гость. Особенно в такие времена.
Не произнося ни слова, словно смущенный неведомо чем, человек медленно приблизился, не прикасаясь полами своей накидки ни к одному столу и остановился в нескольких шагах от стойки.
Феддервел готов был дать голову на отсечение, что незнакомец сейчас пристально изучает его, трактирщика, лицо.
* * *
Трактирщик обязан читать намерения своих посетителей. Нет, не совсем так; обязан ощущать, предугадывать их. Как правило, Феддервелу это отлично удавалось. Года этак три назад, когда по тракту еще ходили караваны с товарами, и его скромное место отдохновения еще не кануло в безвестность. Что с тобой? — услышал Феддервел незнакомый прежде испуганный голос. Он доносился откуда-то изнутри, но едва не заставил трактирщика подпрыгнуть. С каким это пор ты начал выражаться поэтически? Очнись, дурень, у тебя посетитель!..
Пришлось очнуться.
Но посетитель по-прежнему сидел так, что оставался видным только его силуэт и ни единым движением, ни малейшим напряжением мысли не давал повода предположить, что ему, собственно, нужно.
Обычно в таких случаях наливают стаканчик вина. Не слишком дорогого, не чрезмерно крепкого. Для начала, как говорится.