– Сын мой! Ах, наконец-то! – вскричала донья Клара, прижимая его к груди.
Мать и сын обнялись, покрывая залитые слезами лица друг друга поцелуями.
– Увы! Вот после многих лет первая секунда радости, дарованная мне Небом, – прошептал Монбар, глядя на них. – Могу ли я возвратить счастье этим двум обожаемым существам?
Донья Клара вдруг отстранилась от сына и указала ему на Монбара.
– Отец мой! Да, да! Мой отец! О, я его люблю! – воскликнул молодой человек.
И все трое слились в одном объятии. На несколько минут все было забыто, счастье неожиданного соединения переполняло их сердца.
Монбар первым взял себя в руки, обычное хладнокровие вернулось к нему.
– Но… – сказал он.
– О, ни слова больше, отец! – с жаром вскричал молодой человек. – Я нашел обожаемую мать, отца, которого я люблю и уважаю, чего более могу я желать? Ничего. А герцог Пеньяфлор, палач моего отца, тиран моей матери, развратитель моей юности? Это чудовище, и я не желаю ничего о нем знать!
– Хорошо, сын мой! – радостно вскричал Монбар.
– Сын мой, – сказала донья Клара, положив свои руки на его плечи и смотря на него с мольбой, – это чудовище – мой отец! Но если Господь иногда позволяет отцам проклинать своих детей, то детям Он приказывает благословлять своих отцов.
– Матушка, – ответил молодой человек дрожащим голосом, между тем как Монбар устремил на него выжидательный взгляд, – Господь отвергает чудовищ человечества. Вы ангел прощения, а мой отец и я…
– Молчи! Молчи! – вскричала она, закрывая ему рот рукой. – Не богохульствуй…
– Я повинуюсь вам, матушка. Адмирал, – продолжал он торжественным тоном и поклонился Монбару, – я ваш, адмирал. Мое место в сражении возле вас. Я требую этого места как принадлежащего мне по праву.
– Вы займете его, – ответил Монбар.
– О! – прошептала с горестью донья Клара. – Как неумолимы они оба!
В эту минуту дверь каюты отворилась и в дверях появился Филипп д’Ожерон.
– Простите, что я вошел так неожиданно, адмирал, – сказал он, поклонившись.
– Вы всегда для меня дорогой гость, любезный Филипп, – ответил Монбар. – Что вы хотите?
– Адмирал, выслушайте меня, прошу вас… Дело в том, что кормилица доньи Хуаны в первый раз, когда мы были в Маракайбо, отдала мне довольно дорогой перстень. До сих пор я не решался расстаться с ним, но через несколько часов у нас будет жаркая битва, в которой я, возможно, погибну. Видите ли, по перстню, быть может, удастся узнать родителей несчастной девушки, и я подумал, что обязан отдать этот перстень вам, чтобы вы могли присоединить его к бумагам дона Фернандо д’Авилы, касающимся доньи Хуаны.