– Простите меня, я схожу с ума, я не понимаю. Вы мой отец?
– Выслушайте меня. У герцога была дочь. Я случайно спас жизнь этой девушки. В то время я был блистательным дворянином, исполненным веры, пылкости и надежды, и служил офицером во флоте французского короля. Герцог поощрял мою любовь к своей дочери, он, так сказать, толкнул ее в мои объятия, а так как Франция и Испания находились тогда в состоянии войны, он тайно обвенчал нас в Кадисе. Но через несколько дней после заключения этого брака герцог вдруг увез от меня свою дочь, увез неизвестно куда. Когда я пришел к нему с требованием возвратить мою жену, то выяснил, что он уехал, поручив слуге передать мне эту записку.
Монбар вынул бумажник из кармана, а из бумажника – письмо, пожелтевшее от времени.
– Вот что заключалось в этом письме, – сказал он, – слушайте.
Он прочел голосом, дрожащим от гнева, а может быть, и от горести:
– «Граф, вы не женились на моей дочери. Я обманул вас. Этот брак ложный. Вы никогда ее не увидите, она умерла для вас. Уже много лет ваша фамилия и моя ненавидят друг друга. Я вас не отыскивал, нас свел сам Господь. Я понял, что Он предписывает мне мщение. Я повиновался Ему. Кажется, мне навсегда удалось разбить ваше сердце. Любовь, которую вы питаете к моей дочери, искренна и глубока. Тем лучше. Вы обречены на страдание. Прощайте, граф. Послушайтесь меня, не старайтесь со мной увидеться. Иначе моя месть будет еще ужаснее. Моя дочь выходит через месяц за того, кого она любит и кого одного она любила всегда. Дон Эстеван Сильва, герцог Пеньяфлор».
– О, как ужасно! – вскричал молодой человек, закрыв лицо руками.
– Это еще не все, – продолжал Монбар, хладнокровно складывая письмо и убирая его в бумажник, – я гнался за герцогом по Испании и Италии, я поехал вслед за ним во Францию, где нагнал его наконец в жалком местечке в нескольких лье от Парижа. Я потребовал от него возвратить мою жену, потому что она принадлежала мне. Наша взаимная любовь обманула его ненависть: за месяц до того, как я нагнал герцога Пеньяфлора, его дочь родила сына, которого герцог отнял у нее прежде, чем она успела подарить первый поцелуй невинному созданию.
– Пощадите, пощадите, ради бога! Разве я не достаточно наказана?! – вскричала донья Клара, в слезах падая к ногам Монбара.
Он смотрел на нее с минуту со странным выражением, потом наклонился, нежно поцеловал ее в лоб и бережно приподнял:
– Горесть освящает. Вы очень страдали, бедная женщина, – сказал он с волнением. – Будьте прощены.
– Моя мать! Это моя мать! О, сердце говорило мне это! – вскричал молодой человек, бросаясь в раскрытые объятия доньи Клары. – У меня есть мать! Боже мой! Боже мой! У меня есть мать!