Кажется, я попал в цель. Теперь во взгляде Долорес было такое выражение, какое бывает у тонущего человека.
– Нет-нет! Это невозможно!
– Почему?
– Не знаю.
Мне показалось, будто что-то начинает проясняться, и я задал новый вопрос:
– У вас есть оружие?
– Есть… пистолет.
– Такой? – Я достал из кармана пистолет Майзеля.
– Да.
– Зачем он вам? Ведь здесь, на Мези, не от кого защищаться.
– Не знаю. Все экспедиции снабжаются оружием.
Проклятье! Я вспомнил, что в документах нет никаких данных о номерах пистолетов. Тот, что я сейчас держал в руках, мог принадлежать любому члену экспедиции.
– Как пистолет Майзеля оказался в его комнате?
– Я его подобрала около шахты.
– А почему вы после моего появления здесь смыли с него отпечатки пальцев?
Она удивленно подняла брови:
– Не понимаю, о чем вы говорите.
– Позавчера вечером пистолет был промыт спиртом.
– Клянусь вам, что я об этом не знаю!
Возможно, что на этот раз она не лгала.
– Благодарю вас, Долорес! Пожалуйста, никому не рассказывайте, о чем мы тут с вами беседовали.
– Постараюсь.
Я откланялся и пошел к себе. Итак, новая версия: Долорес взрывает шахту. Об этом становится известно Майзелю, и она в спешке приканчивает его из своего пистолета. Затем берет его пистолет, а свой оставляет на месте преступления. Однако сколько требуется натяжек, чтобы эта версия выглядела правдоподобно!
24 марта
Снова спал очень плохо. Ночью кто-то тихо прошел по коридору, постоял у моей двери, а затем тихонько попробовал ее открыть. Я распахнул дверь с пистолетом в руке, но в коридоре уже никого не было. Потом я долго не мог уснуть. Я не робкого десятка, но иногда мне тут просто становится страшно. Есть что-то зловещее во всей здешней обстановке.
Утром решил осмотреть шахту. Впрочем, утро – понятие довольно относительное. Живем мы все тут по земному времени. Фактически же ни дня, ни ночи нет. Всегда сумерки, а вечно маячащий на горизонте багровый диск скорее греет, чем светит. Я невольно вспомнил стихи Майзеля. «Мертворожденная заря» – сказано очень точно.
Это была моя первая вылазка за пределы базы. В ущелье дул ветер, и идти против него было нелегко.
С годами у меня выработалось обостренное чувство опасности. Я обычно инстинктивно поворачиваюсь раньше, чем выстрелят в спину. Это не раз спасало мне жизнь. Вот и сейчас, идя согнувшись в сплошной пелене хлеставшего по глазам дождя, я чувствовал, что за мной кто-то крадется. Несколько раз на ходу я просматривал пространство за собой при помощи карманного зеркальца. Однажды мне показалось, что за уступ скалы скользнула какая-то тень. Я сунул руку в карман и перевел предохранитель пистолета в боевое положение. К сожалению, это мало что меняло. Шум ветра заглушал все другие звуки; а для того, кто крался сзади, я был отличной мишенью.