В тиши немые спазмы крика.
Мне от него спасенья нет.
Я тяжесть чувствую слоновью…
И говорят, что этот бред
В бреду я называл любовью.
– Эти стихи посвящены вам?
– Не знаю. Возможно.
– Он был вашим любовником?
– Нет.
– Он вас любил?
– Да… кажется.
– А вы его?
– Нет.
Я вернул ей листок со стихами. Мне он был не нужен, а ей… Кто разберется в душе женщины, да к тому же еще и красивой.
– Как умер Эдуард Майзель?
– Он застрелился.
– Где?
– Около шахты.
– Кто его обнаружил?
– Милн.
– Как там очутился Милн?
– Эдуард не пришел ночевать, и Милн отправился его искать.
– Милн принес труп на базу?
– Нет, он прибежал за нами, и мы втроем…
– Куда стрелял Майзель?
– В голову.
– Рана была сквозная?
– Не знаю. Череп был сильно изуродован, и я…
– Договаривайте!
– И я… Мне было тяжело на это смотреть.
– И все же вы его собственноручно кремировали?
– Я обязана была это сделать.
– Вам кто-нибудь помогал?
– Энрико.
Я задумался. Тут была одна тонкость, которая давала повод для размышлений. Долорес, видимо сама того не замечая, называла Майзеля и Лоретти по имени, а Милна – по фамилии. Это не случайно. Очевидно, отношения между членами экспедиции были в достаточной мере сложны.
– Как вы думаете, почему застрелился Майзель?
Я намеренно немного опустил поводья. Сделал вид, что верю, будто это самоубийство. Однако во взгляде Долорес снова мелькнул страх.
– Не знаю. Он вообще был какой-то странный, особенно последнее время. Я его держала на транквилизаторах.
– Он всегда был таким?
– Нет, вначале это не замечалось. Потом он стал жаловаться на бессонницу, ну а после взрыва в шахте…
– Он прибегал к снотворному?
– О да!
Еще одна загадка. Если убийца Долорес, то проще ей было его отравить. Ведь она врач и сама должна была определить причину смерти. Проще простого вкатить смертельную дозу наркотика, а в заключении поставить диагноз «паралич сердца». Нет, тут что-то не то! И все же откуда у нее этот страх? Я вспомнил слова Лоретти о яде, который могут подсыпать в пищу. Они все тут чего-то боятся. Не зря же питаются только консервами! Остерегаются друг друга? Бывает и так, когда преступление совершено сообща.
Я решил провести разведку в другом направлении:
– Что вам известно о взрыве в шахте?
– Почти ничего. Эдуард сказал, что это от скопления газов.
– В это время кто-нибудь был на рабочей площадке?
– Мы все были на базе. Взрыв произошел во время обеда.
В каждом допросе есть критическая точка, после которой либо допрашиваемый, либо следователь теряют почву под ногами. Я чувствовал, что наступает решающий момент, и спросил напрямик:
– Взрыв в шахте мог быть результатом диверсии?