Дело принимало скверный оборот.
– Ладно, – сказал Курочкин, вскидывая на плечо сумку. – Я попробую, но, в случае чего, вы все свидетели, что меня к этому принудили.
В доме старого Иаира царила скорбь. Двери на улицу были распахнуты настежь, а сам хозяин в разодранной одежде, раскачиваясь, сидел на полу.
Голова его была обильно посыпана пеплом. В углу голосили женщины.
Рыжий Симон втолкнул Курочкина в комнату. Остальные толпились на улице, не решаясь войти.
– Вот, привел целителя! Где твоя дочь?
– Умерла моя дочь, мое солнышко! – запричитал Иаир. – Час назад отдала Ягве душу! – Он зачерпнул из кастрюли новую горсть пепла.
– Не важно! – сказал Симон. – Этот пророк может воскрешать мертвых. Где она лежит?
– Там! – Иаир указал рукой на закрытую дверь. – Там лежит моя голубка, моя бесценная Рахиль!
– Иди! – Симон дал Курочкину легкий подзатыльник, отчего тот влетел в соседнюю комнату. – Иди, и только попробуй не воскресить!
Курочкин прикрыл за собой дверь и в отчаянии опустился на низкую скамеечку возле кровати. Он с детства боялся мертвецов и сейчас не мог заставить себя поднять глаза, устремленные в пол.
Симон сквозь щелку наблюдал за ним.
«Кажется, влип! – подумал Курочкин. – Влип ни за грош! Дернула же меня нелегкая!»
Прошло минут пять. Толпа на улице начала проявлять нетерпение.
– Ну что там?! – кричали жаждавшие чудес. – Скоро он кончит?!
– Сидит! – вел репортаж Симон. – Сидит и думает.
– Чего еще думать?! Выволакивай его сюда, побьем камнями! – предложил кто-то.
Курочкин почувствовал приближение смертного часа. Нужно было что-то предпринять, чтобы хоть немного отдалить страшный миг расплаты.
– Эх, была не была! – Он закурил и дрожащей рукой откинул простыню, прикрывавшую тело на кровати.
– Ой! – вскрикнул Симон, увидевший голубой огонек газовой зажигалки. – Дух святой! Дух святой, прямо к нему в руки, я сам видел!
Толпа благоговейно затихла.
Лежавшая на кровати девушка была очень хороша собой. Если бы не восковая бледность и сведенные в предсмертной судороге руки, ее можно было принять за спящую.
Курочкину даже показалось, что веки покойницы слегка дрогнули, когда он нечаянно коснулся ее груди кончиком сигареты.
Внезапно его осенило…
* * *
Когда спустя несколько минут Курочкин вышел из комнаты, где лежала Рахиль, у него был совершенно измученный вид. Рукой, все еще сжимавшей пустую ампулу, он отирал холодный пот со лба.
– Будет жить! – сказал он, в изнеможении опускаясь на пол. – Уже открыла глаза!
– Врешь! – Симон заглянул в комнату и повалился в ноги Курочкину. – Рабби!! Прости мне мое неверие!