Допрос снова перешел к Киафе.
– Называл ли ты себя царем иудейским?
– Вот еще новость! – Курочкин снова пришел в раздражение. – Глупее ты ничего не придумаешь?!
Управитель дал ему новую затрещину.
– Ах так?! – взревел Курочкин. – При таких методах следствия я вообще отказываюсь отвечать на вопросы!
– Уведите его! – приказал Киафа.
* * *
Понтий Пилат беседовал в претории с гостем, прибывшим из Александрии. Брат жены прокуратора Гай Прокулл, историк, астроном и врач, приехал в Ерушалаим, чтобы познакомиться с древними рукописями, находившимися в Храме.
Прислуживавшие за столом рабы собрали остатки еды и удалились, оставив только амфоры с вином. Теперь, когда не нужно было опасаться любопытных ушей, беседа потекла свободней.
– Мне сказала Клавдия, что ты хочешь просить императора о переводе в Рим. Чем это вызвано? – спросил Прокулл.
Пилат пожал плечами.
– Многими причинами, – ответил он после небольшой паузы. – Пребывание в этой проклятой стране подобно жизни на вулкане, сегодня не знаешь, что будет завтра. Они только и ждут, чтобы всадить нож в спину.
– Однако же власть прокуратора…
– Одна видимость. Когда я подавляю восстание, всю славу приписывает себе Люций Вителлий; когда же пытаюсь найти с иудеями общий язык, он шлет гонцов в Рим с доносами на меня. Собирать подати становится все труднее. Мытарей попросту избивают на дорогах, а то и отнимают деньги. Недоимки растут, и этим ловко пользуется Вителлий, который уже давно хочет посадить на мое место кого-нибудь из своих людей.
– И все же… – начал Прокулл, но закончить ему не удалось. Помешал рев толпы под окнами.
– Вот, полюбуйся! – сказал Пилат, подойдя к окну. – Ни днем ни ночью нет покоя. Ничего не поделаешь, придется выйти к ним, такова доля прокуратора. Пойдем со мной, увидишь сам, почему я хочу просить о переводе в Рим.
Толпа неистовствовала.
– Распни его! – орали, увидев Пилата, те, кто еще недавно целовал у Курочкина подол хитона. Распятие на кресте было для них куда более увлекательным мероприятием, чем любые проповеди, которыми они и без того были сыты по горло.
– Распни!!
– В чем вы обвиняете этого человека? – спросил Пилат, взглянув на окровавленного Курочкина, который стоял, потупя голову.
Вперед выступил Киафа:
– Это наглый обманщик, святотатец и подстрекатель!
– Правда ли то, в чем тебя обвиняют?
Мягкий, снисходительный тон Пилата ободрил совсем было отчаявшегося Курочкина.
– Это страшная ошибка, – сказал он, глядя с надеждой на прокуратора, – меня принимают тут не за того, кто я есть на самом деле. Вы, как человек интеллигентный, не можете в этом не разобраться!