– Тоннельщик Северов, вон, гляди, дырок сколько наделал, и во мне наделали, черти окаянные.
Прочитав данные биометрии тоннельщика, поступившие по каналу обмена информацией, Тихомиров сначала тихо присвистнул, потом ошалело вчитался в показания дозиметра и рявкнул подчинённым:
– Смирнов, Елисеев, хватайте майора за руки-ноги и мухой тащите на бот, а потом быстро-быстро чешите до хаты. Там сдадите его в госпиталь. Исполнять!
– Есть!
Две расплывающиеся массивные фигуры мутными тенями накатили на Богдана и подхватили его под руки. Дорогу до штурмового бота он помнил урывками, как и полёт, а прикрытый силовой плёнкой ангар авианосца «Адмирал Нахимов» и госпиталь в голове уже не отложились.
Его солнце – Регинушка, не пострадала, а остальное не существенно. Люди на станции выжили. Теперь можно расслабиться и поспать.
– Ой, она щекочется!
Восторженно взвизгнув, русоволосая девушка лет семнадцати сдула с носа бархатную кружавницу – ирийскую родню земных бабочек, и смешно подпрыгивая, погналась за порхающим у самого лица насекомым.
– А-а-а! – донёсся со стороны озера радостный возглас. Девушка с разгона плюхнулась в прогретую солнцем воду.
– Пусть, – прислушиваясь к бултыхающейся на мели непоседе, сказал Богдан и потёрся щекой о бархатное бедро жены. – Никогда не думал, что наша электронная стервоза окажется такой непосредственной егозой.
– Пусть, – согласилась Регина, проведя ладонью по абсолютно лысой, как коленка, голове мужа, – она заново открывает мир. Знаешь, я ей даже завидую черной завистью. Мы давно разучились радоваться мелочам, мир потерял краски.
– Подожди, – Богдан нежно прикоснулся губами к начавшему округляться животику, – вот появятся наши карапузики на свет, посмотрю я, что ты тогда запоёшь. Красок они тебе намажут от души.
– С чего бы, вдруг они будут примерными лапочками и не станут пить из родителей кровь и соки.
– О-о, солнце моё, поверь моей интуиции и отягощённой наследственности, это будет чёрт в штанах и ведьма в юбке.
– Хватит, не сгущай краски раньше времени, Нострадамус.
– Да-да, настрадаюсь я с вами.
– Чего ты? – выгнула бровь Регина. – Я не поняла.
– Люблю я вас, говорю. И страдаю, что ещё пять месяцев ждать. А точно девочка и мальчик будут?
– Точно, Фома неверующий, – обмакнув в сметану ягоду лесной духовицы и скормив её супругу, ответила Регина.
– Обалдеть!
– Осторожно, тарелки не опрокинь.
– Ой! – тарелку с ягодой и миску со сметаной Богдан не опрокинул, но в последнюю сослепу влетел пятерней. Ухмыльнувшись во все тридцать два, он принялся смачно облизывать измазанные лакомством пальцы.