Килин владел маленьким участком, который не соответствовал статусу преуспевавшего бизнесмена. Дом хоть и располагался в районе Рублево-Успенского шоссе, но за пределами престижных огороженных территорий. В советское время на этих землях стояли постройки загибавшегося совхоза. Правительственные дачи располагались далеко в стороне.
Даже за последние годы на этот райончик не обратил внимания ни один инвестор.
Старая родительская дача — Николай немного перестроил ее — оставалась единственным приличным домом в радиусе нескольких километров.
Дом окружен высоким забором, оборудован милицейской сигнализацией. Полгода назад Килин разместил в пристройке несколько вооруженных охранников…
Ему не нравилось, как они несли службу. Дюжие парни то и дело отлучались по своим делам. Частенько на участке оставался лишь один из них. Килин сомневался: можно ли такими малыми силами отразить серьезное нападение? Хотел заменить охрану.
Ворота открывались примитивно — вручную. Остановив машину, просигналив, Николай знал: охранник внимательно всматривается в экран домофона. Увидев машину хозяина, пойдет к воротам…
Время тянулось, никто не открывал. Килин еще раз просигналил — более долго, нервно. «К черту! Найму других…» — окончательно решил Николай, когда ворота стали открываться…
Не сделав замечания охраннику, торопливо преодолел десяток шагов, отделявших машину от входа в дом.
Отец был архитектором — достаточно известным в профессиональных кругах, но не построившим в Москве ни одного крупного здания. В своем мире Килин-старший имел репутацию чуть ли не диссидента. В столичном регионе кроме двух колхозных домов культуры возвел лишь этот дачный домик.
Маленький проект не надо было ни с кем согласовывать. Для отца он стал единственным, который удалось воплотить в жизнь в соответствии с первоначальным планом. Сегодня вечером творение родителя показалось сыну слишком мрачным: смесь готики и брутальных архитектурных форм семидесятых.
При перестройке дома — скорее, это было его расширением — Николай постарался бережно обойтись с отцовским наследием. Теперь пожалел об этом: фамильное гнездо вызывало необъяснимый страх.
Стараясь ни о чем не думать, вошел в обитую темными деревянными панелями прихожую.
Марта Кёлер отбежала от двери, спряталась за статую. В холле светилась мягким белым огнем лишь каждая пятая лампочка.
Кёлер, которого звонок мобильного отвлек от разговора, вышел из кабинета с пылавшим камином. Прижав трубку к уху, глядя себе под ноги, двинулся в сторону лестницы. Лицо постепенно становилось серым. Он ничего вокруг не замечал…