Нет. Я не брежу.
На меня снова нападает приступ чихания. Когда он прекращается, я облегченно вздыхаю: рука приобретает нормальный вид, а прочие части тела остаются прежними.
Незнакомец помогает папе встать. Тот отряхивает свои фланелевые брюки, и оба смотрят на меня широко раскрытыми карими глазами, как на неожиданный результат научного эксперимента.
Я щупаю макушку – единственную часть тела, которую мне не видно.
– О нет. Моя голова стала размером с шишку?
Незнакомец фыркает.
– Вовсе нет, девочка.
Он хлопает папу по спине.
– А у нее скеффингтоновское чувство юмора, а?
Появляется Чешик. Он лукаво улыбается. От радости я громко вскрикиваю.
На шее у него висит крошечная кукольная сумочка, в которой зияет рваная дыра. Грибы выпали. Но сквозь атласную ткань виднеются очертания дневника. Волшебные воспоминания Червонной Королевы по-прежнему со мной.
Я щупаю шею и убеждаюсь, что мое импровизированное ожерелье на месте, хотя ключик сделался размером с обычный дверной, после того как увеличился со мной вместе. Но дневник по-прежнему кукольного размера. Он, должно быть, вывалился из-за корсажа, до того как меня напоили чаем. Может, это и к лучшему. Будет проще справиться с ним, если эмоции снова выйдут из-под контроля.
Чешик отвинчивает себе голову, и она катится ко мне по полу, обвитая шнурком сумки. Обезглавленное тело, издавая глупое хихиканье, гонится за ней.
Папа и незнакомец улыбаются.
Почему папу совершенно не смущают все эти странности? И незнакомца тоже? И у них одинаковая простодушная ухмылка, как у Элвиса Пресли.
Более того, они так похожи, что…
Я свешиваю ноги с края. Яркие цвета вокруг сбивают меня с толку.
– Папа, это…
– О. Прости, Бабочка.
Папа вновь садится рядом со мной и обвивает рукой за талию, чтобы не помять крылья.
– Это Бернард.
– Зови меня дядя Берни, – произносит незнакомец.
Голова Чешика утыкается носом в мой пластмассовый сапог и останавливается. Я тяну сумку за шнурок, и голова начинает крутиться волчком. Когда дневник оказывается в моих руках, до меня наконец доходят слова незнакомца: «дядя Берни».
На моем лице расплывается улыбка. В его глазах я вижу понимание. И безусловную привязанность, которую я заслужила только тем, что родилась.
– Вы братья.
Берни улыбается еще шире.
– Да. Приятно наконец с тобой познакомиться.
Он кладет руку папе на плечо.
– Наши родные будут просто в восторге. Ведь мы уже совсем отчаялись.
У меня вырывается невнятный сдавленный звук.
– Дай ей воды, – говорит папа брату.
Брату.
Дядя Берни кивает и обещает скоро вернуться. Я разглядываю его спину – шире, чем у папы, – когда он выходит в мягкий коридор. Там виднеется еще десяток обитых тканью дверей, точно таких же, как в этой комнате.