– Не забывай, – говорит Джеб, сплетая пальцы с моими. – Это не наследственное. Твоя мама попала в аварию.
Наши ладони соприкасаются, их разделяет только моя перчатка. Я прижимаюсь предплечьем к его предплечью, чтоб почувствовать неровные края шрамов.
Мне хочется сказать: «Я такая же, как ты».
Но я не могу. Для алкоголиков, например, есть разные программы – они могут постепенно вернуться в общество. А психи вроде Элисон… в общем, для них нет вариантов, кроме палаты с мягкими стенами и тупых столовых приборов. Это их нормальный образ жизни.
Наш образ жизни.
Опустив глаза, я вижу, что кровь пропитала повязку на колене. Я беспокойно трогаю ее. У Элисон слетает крыша при виде крови.
– Так. – Прежде чем я успеваю сказать хоть слово, Джеб снимает бандану, наклоняется и обвязывает мою коленку, чтобы скрыть окровавленную повязку.
Закончив, он, вместо того чтобы отстраниться, опирается локтем на колонку и проводит пальцем вдоль синей прядки у меня в волосах. Не знаю, в чем дело, то ли в наших нерешенных проблемах, то ли в недавнем разговоре, но лицо у Джеба очень серьезное.
– Ого, какие тугие эти твои дреды.
Он говорит низким бархатным голосом, от которого у меня захватывает дух.
– Сходи на бал. Прямо вот так, и пусть умоются. Гарантирую, что чувства собственного достоинства ты не лишишься.
Джеб изучает мое лицо с таким видом, который бывает у него, только когда он рисует. Напряженно. Сосредоточенно. Как будто рассматривает картину со всех сторон.
Меня.
Он так близко, что я чувствую его горячее дыхание, которое пахнет клубникой. Джеб разглядывает ямочку на моем подбородке, и я вспыхиваю.
В голове пробуждается тень – не столько голос, сколько чье-то присутствие, нечто вроде трепета крыльев под черепной коробкой. И этот трепет побуждает меня притронуться к лабрету под нижней губой Джеба.
Я инстинктивно протягиваю руку. И он даже не вздрагивает, когда я обвожу пальцем серебристый шип.
Металл теплый, а щетина на подбородке щекочет подушечку пальца. Потрясенная собственным поступком, я начинаю отстраняться…
Джеб хватает меня за руку и удерживает мой палец возле своих губ. Его глаза, обрамленные густыми ресницами, темнеют и сужаются.
– Эл… – шепчет он.
– Бабочка! – доносится через открытое окно машины папин зов.
Я вздрагиваю. Джеб откатывается на свое место. Папа не спеша шагает по безупречному газону, направляясь к «Гремлину»; на нем брюки защитного цвета и ярко-синяя рубашка, на которой серебряной ниткой вышита надпись «Спорттовары Тома».
Несколько раз глубоко вздохнув, я успокаиваю бешено бьющееся сердце.