И вот я опять дома, два года спустя. Утро субботы. К входной двери меня привлекает колыбельная Морфея – теперь такая же знакомая, как розовое покрывало на моей постельке. Сквозь защитную сетку пробивается запах весенней грозы. Морфей ждет во дворе в виде бабочки. Так всегда бывает: я играю с ним ночью во сне – исследую отдельные места заколдованного мира, которые он мне показывает, – а днем он иногда появляется в виде насекомого. Сверкает молния, и я съеживаюсь у двери, боясь грозы. Но наставления Морфея уже запечатлелись в моей голове и теперь оживают, вселяя приятное чувство уверенности, которое и гонит меня на улицу. Вскоре я уже танцую с бабочкой в саду. Мама видит нас. Она выбегает с ножницами и срезает цветы, крича: «Голову с плеч!» Когда я понимаю, чего она на самом деле хочет, то чувствую странную тревогу. Я вижу, как под лезвиями ножниц лепестки превращаются в лохмотья, и не желаю, чтобы мама испортила красивые крылья моей бабочки. Я выставляю руки, чтобы помешать маме. Махаон улетает целым и невредимым. Мне повезло меньше.
Выйдя из транса, я падаю наземь и прижимаю ноющие ладони к груди. Шрамы болят, как будто появились совсем недавно.
Морфей наклоняется и гладит меня по голове.
– Я же сказал, что ты особенная, Алисса, – бормочет он, и прикосновение его ладони к моей макушке, как ни странно, кажется приятным. – Никто и никогда не жертвовал своей кровью ради меня. Преданность одного ребенка другому неоценима. Ты доверяла мне, делилась со мной впечатлениями. Мы вместе росли. Поэтому я самым искренним образом тебе предан.
Наконец я всё понимаю. Воспоминание, которое я много лет считала реальным, смешалось с тем, что, по мнению папы, произошло на самом деле. Выглянув из окна кухни, где он жарил блины, папа подумал, что я танцую перед Элисон, тогда как на самом деле я пыталась защитить своего друга.
Того, кого я считала другом. Но разве настоящий друг может улететь и бросить тебя в крови, с разбитым сердцем?
Я совершенно измучилась. Все эти откровения путаются в голове, их слишком много. Испытания, которым подвергалось мое тело за последние несколько часов, тоже напоминают о себе. Синяки болят, руки и ноги кажутся тяжелыми, как камень.
Сидя на коленях, я прислоняюсь к бедру Морфея. Это надежная опора. Да… я уже бывала здесь раньше и сидела вот так, прислонившись к нему. Когда Морфей наклоняется, чтобы обнять меня, я поначалу думаю, что мне мерещится. Но, ощутив запах лакрицы, я понимаю, что это правда.
– Ты улетел, – говорю я, борясь со сном. – Мне было больно… а ты сбежал.