Как банально, что на сорок пятой параллели ничего не изменилось.
– Ты идешь? Разговор есть, – повторила Парашютистка. – Тебя ждут за корпусом.
Эх, решила я, будет драка. Наверное, они всех «черных» ненавидят.
Смалодушничать нельзя – это позор. Волк – символ бесстрашия и могущества на земле, где я родилась. Волки не сдаются и не уступают.
Усмехнувшись собственным мыслям, я дотронулась до тонкого лезвия, спрятанного в сумке. Это был не тот нож, который я носила в чеченскую школу. Тот нож был старый, с потрескавшейся рукоятью, и мы резали им дома хлеб. Сейчас в верхнем отделении сумки лежал изящный кинжал, найденный мной в антикварном магазине.
– Иду, – ответила я.
Сколько их будет за корпусом? С пятерыми я справлюсь, а если больше? Я не имею права опозорить предков. Мы, рожденные в Чечне, не отступаем перед сотней врагов, живем и погибаем так, чтобы про нас потом слагали легенды.
В лифте мне удалось переместить кинжал с рукоятью в виде орла из сумки в рукав кофты-накидки.
Парашютистка спросила:
– Все в порядке?
– Конечно, – ответила я, мысленно готовясь к тому, что удар может быть неожиданным.
Коридор на первом этаже оказался пуст, после обеда преподаватели и студенты разошлись, а столовую – закрыли.
Перед корпусом университета нагрелись тротуарные серые плитки. Выйдя из главных дверей, мы свернули к парку, где неизменно лежала гора мусора. Запустение в этом районе скрашивали деревья, их кроны местами скрывали разрастающуюся свалку.
– Я тут подумала, – сказала моя спутница, – может, ты не пойдешь туда?
– Отчего же? Раз позвали, пусть увидят, кто перед ними.
– В смысле? – удивилась она.
Я пожала плечами. Не люблю посредников. Меня всегда раздражали шестерки и помощники. Предпочитаю говорить с тем, кто главный.
– Знаешь, что, – неожиданно предложила Парашютистка, – стой здесь. Я сама к ним схожу.
Девушка нырнула за припаркованные машины. Клинок плавно спустился из рукава в ладонь, и пальцы руки сжали рукоять. Если верить словам торговца, продавшего мне кинжал за серебряную монету, когда-то он принадлежал персидской царевне.
На ветвях пели птицы, радуясь новому дню, а ворона таскала огрызки и бумажки, складывая их у переполненных мусорных баков.
Вздохнуть полной грудью, как учат тибетские мудрецы, у свалки было проблематично.
Парашютистка уже спешила обратно. Ее светлые волосы прыгали в такт быстрым шагам, и она слегка задыхалась. Приблизившись, девушка протянула мне бумагу, сложенную вдвое.
Первое, что мне пришло в голову, – традиции русских для меня неразгаданная тайна. У нас никто не пишет друг другу трактаты, перед тем как намылить шею.