– Девочки сказали, это тебе! – выдохнула Парашютистка.
– Мне?!
– Ты только не обижайся. Я в данном деле на посылках. Сказали передать – выполнила приказ! – Приглядевшись, я поняла, что у нее в руках конверт. Обычный почтовый конверт, прилично измятый.
Правую руку я загородила сумкой, и кинжал спрятался в рукаве, подобно змее.
Парашютистка потупилась, приняв мою напряженность за отказ взять письмо.
– Ладно, – сказала я. – Что там?
– Открывай! – обрадовалась она.
Я взяла в руки конверт, готовясь увидеть ультиматум, и сделала соответствующее лицо. В конверте лежали деньги.
– Что? Что это? – совершенно растерялась я.
– Студенты с факультета узнали, что ты из Грозного, и сложились. Кто-то дал пятьдесят рублей, кто-то сотку. По карманам собрали. Купишь себе еды. Вы же беженцы.
У меня перехватило дыхание, я была не в силах вздохнуть несколько минут, щеки и шея мгновенно порозовели от внезапно подскочившего давления.
Мир ценностей рухнул, а затем восстановился. Чудеса бывают даже в аду.
– Спасибо… – только и смогла произнести я.
Парашютистка удалялась прочь по замусоренной дорожке.
– Убегаю! Автобус если уедет, два часа потом следующего жди! – крикнула девушка. – Я живу на хуторе Дырявый сапог!
В конверте лежало шестьсот рублей. Если тратить экономно, этого хватит на неделю.
Малознакомые люди, чужие мне ментально, никогда не понимавшие рассказов о войне, неожиданно протянули руку помощи.
Вместе с окончанием сессии потянулись бесконечные дни в книжном магазине.
Из-за жестоких правил, установленных начальством, продавцы присаживались отдохнуть на ледяной пол, выложенный кафельными плитками, и дрожали от страха – не дай бог увидят Эверест, Каролина или Саша. Над нами гудел кондиционер, включенный на полную мощность. Мы вздрагивали от каждого шороха, принимая его за шаги руководства.
Глаза Леси опухли от слез: сожитель буйствовал и выгонял ее из дома. Идти ей было некуда. Ребенок от прошлого брака заикался после избиения. Социальных служб, которые бы поддержали неимущих или страдающих от семейного насилия, не имелось. Весь день, двенадцать часов подряд, Леся стояла на ногах и плакала. Кассиру стул не полагался так же, как продавцам.
– Стулья развращают человека, свидетельствуют, что во время работы можно и отдохнуть, – объяснил свой запрет директор.
Иногда я присаживалась на самый край узенькой книжной полки, всего на несколько секунд, и кусала губы до крови. Сердце замирало от шагов, нельзя чтобы кто-то увидел. Сразу выгонят из магазина, и мы умрем с голоду. И, вскакивая, я становилась навытяжку подобно оловянному солдатику из детской книжки.