Всеобщий любимец Бикфорд пел с дымящейся сигареткой в пальцах, пуская дым в ночной воздух. Свет приглушили, оставив горящими лишь светильники по периметру ограды. К этому времени публика вдоволь нарезвилась и натанцевалась, так что настала лирическая пятиминутка.
Бикфорд вышел на сцену в алой косоворотке и драных голубых джинсах, что придавало ему вид лихой и свойский. Успевая делать короткие затяжки в паузах, заполненных гитарными проигрышами, он пел:
Хочешь, научу тебя летать я?
Подними повыше парус платья.
Две затяжки, а теперь
Распахни балкона дверь.
Распахни балко-она две-ерь.
Постарайся взмыть как можно выше,
Воспари над этой ржавой крышей.
Не пугайся высоты,
Невесомой стала ты.
Невесомой ста-ала ты-ы.
Половина гостей прекрасно понимали подтекст и, усмехаясь, показывали друг другу глазами на самокрутку певца. Не ускользнуло это и от внимания Давида.
— А вот я сейчас погоню этого умника, — проворчал он, подливая Ксюше шампанского.
— За что? — спросила она.
— А вот за это самое. В кодексе статья такая есть. За пропаганду наркотиков и так далее.
Словно почувствовав угрозу, Бикфорд сменил игривый тон на печальный:
Ты во тьму шагнула и пропала.
Как-то сразу одиноко стало.
Лишь с небес, из темноты
Мне рукой махнула ты.
Мне рукой махну-ула ты-ы.
Этой ночью где-то там, на воле,
Над бескрайним конопляным полем
Плавно звёздочка взойдёт
И бесследно упадёт
Прямо вниз, не ощущая боли…
Голос сменился горестными завываниями гитары, тягучими, переливчатыми, напоминающими игру свихнувшегося скрипача.
— Вот видишь, не пропаганда, — сказала Ксюша. — Всё как раз плохо закончилось, так что мораль сей басни такова…
Они сидели за отдельным столом, справа от празднующего свой день рождения Леонида. Он был в белом смокинге и беспрестанно обходил гостей, чтобы с кем-то перекинуться словечком, кому-то улыбнуться, с кем-то опрокинуть рюмку.
Хоть виновник торжества и выпил немало, но держался безупречно. За одним столом с ним сидели актер Егор Майоров и одна из певичек дуэта «Сияющие», раздражающая Ксюшу своими силиконовыми губами и манерой смотреть на людей с прищуром, как будто они были слишком мелкими для ее величественной особы.