– Где Юля?
– В саду. Где ей еще быть? Ты от вопроса не уходи. Где работать намерен?
– Она такая же?
– Какая такая? – раздраженно рявкнула Маша.
– Уходи, – я уставился в потолок, не желая больше ни говорить с ней, ни видеть ее.
– Нет уж, ты мне ответь…
– Пошла вон! – сквозь зубы процедил я, сжимая кулаки.
Она поднялась и немного постояла надо мной, будто размышляя над чем-то. Затем развернулась и, громко цокая высокими каблуками, пошла к двери. Уже в проеме обернулась и небрежно бросила:
– Пса я усыпила. Слишком дорого обходилось содержание. На одну зарплату не потянем.
Хлопнула дверь. Еще несколько мгновений я держал себя в руках, а дав волю чувствам, с диким ревом приложился кулаком по прикроватной тумбочке. На пол со звоном посыпались пузырьки с лекарствами.
В палате воцарилась тишина. Я глубоко вздохнул, стараясь успокоиться, взять себя в руки и с удивлением отметил, что не испытываю того испепеляющего чувства очередной утраты, которое пережил в тот вечер, первого ноября две тысячи восьмого. Сейчас, лежа в больничной койке под капельницей с антибиотиками, я четко отдавал себе отчет в том, что не смог вернуть навсегда утраченных людей, но, в то же время, ощутил совсем уж неуместное чувство – чувство умиротворения. С первого дня пребывания в этом чужом мире я ощущал, что с ним что-то не так, но усердно старался закрывать на это глаза, не придавал большого значения. Куда как важнее было то, что жена и дочь снова со мной, снова живы. Но как бы я ни старался избавиться от этого назойливого ощущения, оно все равно зудело где-то в глубинах рассудка. А теперь все встало на свои места и стало легче…
Мои размышления прервала вошедшая в палату медсестра-практикантка. Довольно миловидная особа, которая несколько минут назад ставила мне капельницу. Она убрала осколки битых пузырьков, подала мне термометр, попросила измерить температуру и собиралась уйти, но я ее окликнул:
– Простите, вы не могли бы уделить мне несколько минут?
– Что-то случилось?
– Нет, все нормально. Просто я хотел бы задать вам один деликатный вопрос.
Она удивленно вскинула брови и с интересом посмотрела на меня.
– Скажите, если бы я сказал, что люблю вас, что бы вы обо мне подумали?
Ее красивые брови подскочили еще выше, округляя и без того большие глаза, она улыбнулась:
– Не поняла… Это угроза?
– Ну, почему же угроза? Совсем не угроза…
Но она перебила:
– Семенов, вы только что сказали, что убьете меня и говорите, что не угрожаете?
– Да не убью я, господи! Люблю!
Девушка нахмурилась, пытаясь переварить мой вопрос: