Натали, услышав, как закрылась дверь, спустила ноги на пол и вышла из кабинки. Я кашляла и терла слезившиеся глаза и не могла взглянуть на нее даже в зеркале, а в горле у меня стоял ком, и я не могла говорить.
Она не стала прикасаться ко мне, потому что привидение вряд ли может коснуться человека. Но она стояла очень, очень близко, и ее шепот теребил мочку моего уха:
Он тебе не нужен, сказала она, и я знала, что услышу дальше. У тебя есть мы.
Натали гадала, что она еще унаследовала от своей матери, кроме физических особенностей, какие большинство детей получают от родителей через ДНК: цвет глаз, структуру волос, горбинки на носу, лишний вес на бедрах. Было ли у нее от матери что-то еще — то бушующее пламя, что большей частью пряталось глубоко внутри, но как-то раз заставило ее схватить на кухне нож и вонзить его, без предупреждения, в грудь храпящего в ее постели мужчины?
Может, подобная ярость является генетической и присуща Натали от рождения?
У тебя мамины глаза.
У тебя мамино умение обращаться с разделочным ножом.
Натали боялась, что оно может проявиться в любую минуту. И обрушиться на нее, как ледяной ураган, ставший, по сути, ее судьбой. Застить ей глаза, сковать язык и образовать ледяную корку глубоко под ногтями. Сделать ее тем, чем прежде она никогда не была. Заставить совершать ужасные вещи.
Но я не чувствовала этого в ней, а уверена, что почувствовала бы, раз уж она позволила мне отправиться в путешествие по себе — по своим желаниям и мыслям, и болевым точкам, и сожалениям, и интересам. Я нырнула в ее сознание, будто примерила на себя чужое платье. И оно пришлось мне впору, хотя и сидело не идеально.
Я не думала, что она пришла для того, чтобы сделать мне больно. Она хотела лишь поговорить.
Рассказать мне о себе.
Натали рассказала обо всем, что случилось с ней до того момента, как она исчезла.
О прошлом, которое я могла видеть, испытывать, о котором могла размышлять. И я могла медленно прокручивать перед глазами самые последние внезапные и стремительные события — аварию и то, как машина кружилась по льду, круша бордюр и налетая на дорожное ограждение. Сделать паузу и зависнуть над чем-то первым попавшимся. И попробовать уследить за происходящим, разобраться в нем. И только «потом» оказалось мне совершенно недоступно, в нем не было ни единой щелочки, куда я могла бы заглянуть.
Возможно, потому, что ей самой было очень и очень тяжело видеть это.
Она рассказала мне о Лиле, устроившей вечеринку в только что обустроенном подвале дома ее отца. И сказала, что ничего бы не случилось, если бы не эта вечеринка, на которую Натали даже не была приглашена, поскольку их с Лилой нельзя было назвать подругами. И все же она отправилась на нее из-за одного мальчика. Если бы она не подала ему бургер и картошку фри в «У Мюррейз», где работала официанткой два раза в неделю, если бы он не схватил ее за кисть, когда она проходила мимо его столика, и не бросил на поднос салфетку, на которой неряшливым мальчишеским почерком было накорябано —