Она не могла сказать ему, что это сестра отговорила ее брать кредит. Пять миллионов — сумма огромная. И четыре, и три, и даже два! И в банке ей спокойно выдали бы эту сумму, потому что у нее приличная зарплата, потому что хорошая банковская история. К тому же у нее в двух банках свои люди, точно бы все получилось.
— Ната, не сходи с ума. Ты его совсем не знаешь. Если бы ты себе взяла, я бы помогла и поддержала, но ты же хочешь отдать ему!
— Рита, он хочет жениться на мне и построить дом на берегу реки! У него есть свои четыре миллиона, не хватает…
— …пять! Да? Ната, я так тебе скажу: возьмешь кредит — ко мне не приходи, мне не звони и вообще забудь, что у тебя есть сестра. Я понимаю, ты влюблена, твой мозг превратился в манную кашу, тебя поработили, сделали сексуальной наложницей, а теперь еще хотят поиметь и финансово. Я тебе сказала: возьмешь кредит — погибнешь. Ты не выдержишь предательства, свихнешься, когда узнаешь, что тебя грубо на… Понимаешь? Вот поди сейчас к нему и скажи, что ты не станешь брать кредит. Причем честно скажи, что дело не в том, что тебе в банках отказали, а в том, что ты еще пока не созрела для такого решения, что ты боишься. И это будет нормально, понимаешь? И если он нормальный мужик, то поймет; это во-первых, а во-вторых… Ната, я кожей чувствую, что он прохиндей. Отношения вы не оформили, он кормит тебя завтраками. Я не верю ему!
Она не могла вот так взять и отказаться от Риты. Рита — это самый близкий и родной ей человек.
— Нет, не в банке. Просто я пока что не готова. Это очень большие деньги. Мы с тобой еще не расписаны, да и участка я еще не видела…
Она боялась поднять голову и говорила, говорила, глотая слова и слезы.
— Значит, вот так, да?
Она не видела, как он поднялся, зато почувствовала мощный удар в голову, и вот она уже на полу.
— Ты — корова! Ты чего себе вообразила? Неужели ты действительно думала, что я тебя люблю! Идиотка!
Он пнул ее в бок.
— Чего разлеглась?! Сука! Да меня тошнило все эти месяцы от тебя, просто воротило! Идиотка климактеричная!!! Пошла вон!
А она не могла подняться. В голове звенело, шумело, словно громадный шмель в стеклянной банке. А еще не хватало воздуха.
— Ты старая глупая курица! — Он склонился над ней, потом вдруг взял ее за ворот свитера и поднял, как тяжелую, набитую песком куклу. Она почувствовала, как горло ее чуть не сломалось, — ворот врезался в кожу, она перестала дышать, в глазах потемнело.
То, что он говорил потом, она понимала с трудом — он разговаривал с ней на каком-то своем, грязном, матерном с примесью жаргона языке, и смысл сказанного им сводился к тому, что она для него старая, что он с трудом переносил ее в постели, что после нее он всегда долго мылся, чтобы смыть с себя запах ее старого тела. А ей всегда казалось, что в свои сорок пять у нее хорошее, вполне себе молодое тело, даже красивое. Он говорил ей такие страшные вещи про то, что спал с ней исключительно ради кредита, ради денег и что никогда в жизни не женился бы на ней, потому что у него есть невеста… И что никакого участка не существует, что он все это придумал, чтобы только развести ее на деньги. Он убивал ее не руками и ногами, что было бы куда менее больно, а словами и той правдой, которая была смерти подобна.