Наташа пришла сюда, в эту квартиру, чтобы вспомнить все. Пусть эти воспоминания убьют ее, значит, так оно и должно быть.
После хлопка нижней двери подъезда стало тихо, только голуби гортанно ворковали за окном, царапая жесть подоконника тонкими розовыми лапками.
Ната достала ключи, настоящее сокровище, копии тех ключей, что она похитила как-то раз, когда ей позволено было оставаться в квартире Вадима несколько часов кряду, пока он отгонял кому-то машину. Воспользоваться ими по назначению и вовремя она не успела — ее любовь была заколота, отравлена, обезглавлена практически сразу после этого.
И вот теперь она стояла с этими ключами в руке и чувствовала себя еще больше преступницей, чем раньше. Мало того, что убила, так теперь пришла сюда, чтобы поглумиться над тем, кто уже давно не дышит, не любит, не смеется, не разговаривает, не говорит всего того, за что и поплатился…
Она открыла квартиру, вошла и сразу же заперла за собой дверь.
Здесь было не прибрано. Душно. Тошнотворный запах напомнил ей о том, как именно она его убила. Пришла к нему с вином и сказала, что хочет помириться. Во всяком случае, таков был план. Но был и другой вариант. Она приходит к нему и говорит, что согласна.
— Что? Что ты сказала? — Он тогда резко повернулся к ней, свет от люстры (она так и не успела ее вымыть, три оранжевых плафона были густо засижены мухами) упал ему на лицо, и она в который уже раз залюбовалась им, этими полуоткрытыми, с тяжелыми веками глазами, аккуратным носом и тонкими губами, чисто выбритыми впалыми щеками, и отчаянная огненная мысль прострелила ее навылет: она видит его в последний раз. Нет, тогда еще она не собиралась его убивать, она пришла к нему, чтобы вымолить прощение, чтобы объясниться. И она, конечно же, не подозревала, чем может закончиться для них обоих этот разговор. Да, он наверняка будет недоволен, возможно, будет молчать или просто выпроводит ее, скажет, что у него дела. Будет много курить, жадно втягивая дым гуттаперчевыми щеками.
— Ты хочешь сказать, что отказываешь мне? — Он стоял напротив нее с сигаретой во рту и смотрел на нее каким-то странным взглядом, словно ему не верилось в услышанное.
— В смысле… — Зубы ее застучали, а губы скривила улыбка.
— Ты отказываешься выходить за меня замуж?
— Нет, что ты! Ты же знаешь, как я любл…
— Но ты же только что сказала мне, что отказываешься.
— Но я не о свадьбе, вернее, не о браке. Я сказала, что не смогу взять для тебя кредит.
— Вот как? И почему же? — Он сел на стул, раскинув ноги и скрестив руки на груди. — Отказали? В банке отказали? Это тебе-то отказали?